Избранные жития святых III-IX вв.

Шел тридцатый год царствования Константина¹⁷, когда из разных городов собрались в Тир епископы¹⁸. Пресвитер Макарий был приведен воинами, среди них был и воевода, хотевший вместе с епископами производить суд, а также и некоторые из других светских властей; явились и клеветники, и суд начался. Потом призван был и Афанасий. Сначала его ложно обвиняли по поводу льняных церковных облачений и завес, а также в любостяжании, но тотчас же ложь этой клеветы была изобличена, и всем стала ясной злоба клеветников.

Между тем злобная ненависть противников Афанасия не укрощалась, они все еще не насытились ложными клеветами на Афанасия, но прилагали к одной козни другую, к одной лжи — еще новую. Нечестные еретики подкупили одну бесстыдную женщину возвести клевету на Афанасия в том, будто он, пребывая у нее, против ее воли совершил с ней беззаконие.

Когда начался суд, судьи сели на своих местах и клеветники предстали, была введена и эта женщина. С плачем жаловалась она на Афанасия, которого никогда не видала и даже не знала, каков он по виду.

— Я ради Бога приняла его в дом свой, — говорила она об Афанасии, — как мужа почтенного и святого, желая себе и дому моему благословения. И вот, напротив, я пострадала от него. С наступлением полночи, когда я спала на постели, он пришел ко мне и насильственно надругался надо мной, так как никто не освободил меня от рук его, ибо все в доме уснули глубоким сном.

В то время как бесстыдная женщина так злословила и со слезами клеветала, друг Афанасия пресвитер Тимофей, стоя с ним за дверями и слыша упомянутую клевету, возмутился духом и, неожиданно войдя внутрь судилища, с поспешностью встал перед глазами той клеветницы, как будто он был сам Афанасий; он смело обратился к ней со следующими словами:

— Я ли совершил над тобой, женщина, ночью насилие, как ты говоришь? Я ли?

Женщина же та с еще большим бесстыдством возопила к судьям:

— Сей человек — мой растлитель и злоумышленник против моей чистоты, он, а не иной кто, пребывая у меня, за благодеяние мое воздал мне надругательством.

Услышав это, судьи рассмеялись, противники же Афанасия весьма устыдились, ибо явно открылась ложь их. Все удивились такой наглой клевете и признали Афанасия совершенно невинным в возводимом на него грехе. Но противники Афанасия стали обвинять святого мужа в чародействе и убийстве Арсения, внесли перед взоры всех какую-то страшную на вид мертвую руку и, с бесстыдством махая ею на святого, восклицали:

— Сия рука безмолвно вопиет на тебя, Афанасий, сия рука тебя обличает, она тебя уловляет и крепко удерживает, чтобы ты не избежал осуждения; ее свидетельства ты не будешь в состоянии избежать ни речами, ни хитростью, ни какой-либо кознью. Все знают Арсения, которому несправедливо и без всякого милосердия отсек ты эту руку. Итак, скажи нам наконец, для чего это тебе потребовалось и с какой целью ты отсек ее?

Афанасий же терпеливо выслушивал их, подражая Христу Господу своему, некогда осужденному иудеями и при этом не пререкавшему, не вопиявшему, но «как овца на заклание»¹⁹ веденному; он сначала молчал, потом, отвечая на обвинение, с кротостью сказал:

— Есть ли среди вас кто-либо, который бы хорошо знал Арсения? Нет ли кого-либо также, кто бы точно признал, действительно ли это его рука?

Когда многие поднялись со своих седалищ, утверждая, что они хорошо знают самого Арсения и его руку, Афанасий тотчас раскрыл занавес, за которым стоял Арсений, и повелел ему стать посреди собрания. И вот Арсений встал посреди судилища живым и здоровым, имея целыми обе руки. Блаженный же, с гневом взирая на клеветников, сказал:

— Не это ли Арсений? Не это ли тот, у которого, как вы говорите, отсечена рука? Не тот ли это, кого знают все александрийцы?

И, повелев Арсению, чтобы он протянул вверх сначала правую, потом левую руку, громко воскликнул, как бы призывая находившихся далеко от истины:

— Вот, мужи, и Арсений! Вот и руки его, которые совсем не были отсечены! Покажите же и вы своего Арсения, если такого имеете, и поведайте, кому принадлежит отсеченная рука, которая осуждает вас самих как сделавших это преступление.