Избранный поневоле (СИ)

Из-за камней, нам навстречу вышло ещё пару бабок, таких старых и скрюченных, с узловатыми клюками в руках, что на фоне их, Снежанна Дракусовна смотрелась чуть-ли не девушкой.

— Ого, — снова прошептал я, — вот это почтенные старушки, ничего не скажешь.

Тут вдруг одна приостановилась, потянула длинным крючковатым носом, да как заявит скрипучим голосом:

— Чую, чую, русским духом пахнет…

Элеонора подозрительно на меня посмотрела, но я только развёл руками, совершенно без понятия, как ведьма меня вычислила.

А та, меж тем, подошла, снова принюхалась, а затем так с надрывом в голосе спросила:

— Шипром брызгался, милок?

— Им, бабушка, — ответил я, находясь в некоторой прострации от сюрреализма происходящего.

Если та помнит шипр, да ещё с учётом удвоенной разницы в скорости временного потока, между Землёй и этим миром, лет ей должно было быть не более шестидесяти-семидесяти. Вроде как шипр появился только где-то перед революцией, не раньше. Это что же, её так жизнь помотала, что выглядит как тысячелетняя старуха?

— Дай хоть понюхаю, — прошамкала та, беря меня за край инквизиторского плаща и буквально втягивая носом запах.

— А вы, я извиняюсь, — когда с Земли-то улетели? — поинтересовался я, выйдя из ступора.

— В тридцатых, милок, — ответила та, — молодая была, глупая. Повелась на посулы одного больно складно песни поющего магика.

— То есть, вам всего лет шестьдесят? — решил я удостовериться в правильности своих догадок.

— Верно, милок, шестьдесят два, — кивнула та.

— И что же с вами случилось?

— Хочешь спросить, как я в бабку дремучую превратилась?

— Э-э, ну да…

— Долгая история, — отмахнулась та, а затем посмотрела на Дракусовну, — ну что скажешь, Снежанна, зачем нас звала?

— Да есть тут одна возможность, — произнесла та, а затем потёрла морщинистые ладони друг об друга, — попробуем аватара сотворить вот из этого мальчёнки, — и она кивнула на меня.

Глава 13

— Ну что, готов? — спросила меня Дракусовна, когда прибыли остальные бабки конклава и за час уже успели несколько раз поссориться и помириться, заодно обсудив уйму знакомых и незнакомых магов.

— Готов, — ответил я, мужественно вставая с большого камня на котором сидел, хоть и ощущал некоторую неуверенность в успешности данного мероприятия.

Присутствовавшего тут верховного инквизитора его благоверная решительно с поляны выгнала, потому что ритуал был тайный и только для посвящённых адептов проклятий.

Проследив, как коптер, приподнявшись над землёй, медленно полетел обратно, я спросил:

— Это было так обязательно?

— Нет, — хмыкнула старая ведьма, — просто не хотела, чтобы он пялился тут на голых баб.

— В смысле — на голых?! — повернулся я к ней.

Брови мои удивлённо сошлись к переносице, но обернувшись, я увидел, как остальные ведьмы начинают разоблачаться.

— А ты как хотел, Паша, ритуалы подобного плана не терпят посторонних предметов, только голое тело, ни одежды, ни, упаси Магнус, украшений каких, — ответила Дракусовна и тоже принялась скидывать с себя одежду.

Да уж, лицезрение двенадцати старух в полном ню, не самое то зрелище, которое очень жаждешь, если честно. Всё отвисшее, морщинистое, кожа в пигментных пятнах, фигуры даже близко не напоминающие классические песочные часы.

В общем, хватило и одного мимолётного взгляда, чтобы я принялся рассматривать исключительно кроны деревьев над головой.

— Ну а ты что стоишь? — раздался, спустя минуту, недовольный голос ведьмы, — тебя это тоже касается.

— Что, мне тоже раздеваться? — я невольно покраснел.

Нет, не то чтобы я был такой стеснительный, просто крепкий, в самом расцвете сил голый мужик в окружении толпы голых старух… Я бы не хотел увидеть фильм, который начинался бы также.

— Хе-хе, бабушек, что ль, испугался? Аль решил, что мы членов мужских не видали? — захихикала Дракусовна, — не боись, и видали и держали и много чего ещё с ними делали. Давай, скидывай портки.

Делать нечего. Пришлось раздеваться. Правда, совсем спокойно мне это сделать не дали. Каждую снимаемую вещь бабки принимались тут же бурно комментировать, и я чувствовал себя каким-то стриптизёром в доме престарелых. Соскучились, видать, почтенные ведьмы по развлечениям и теперь отрывались по полной. Иногда и вовсе на голубом глазу выдавали такое, что хотелось буквально сквозь землю провалиться.

— Смотри, смотри, под штанами-то чё это у него такое белое?

— А я почём знаю? Гульфик на лямочках, чтоб срам не было видно.

— Так в штанах и так не видно. Нет, это специальная пелёнка такая, как у младенцев, чтоб если обоссыкался, то она впитала в себя.

— Да что она там впитает, отсюда вижу какая ткань тонкая.

— Так магическая небось, смотри, без всяких завязок держиться и не спадает.

— О, снимает, снимает…

Тут я остервенело сорвал с себя трусы, закидывая под ближайший куст, оставаясь в чём мать родила, замер посреди поляны, старательно не смотря по сторонам.

— Маленький какой-то, — громким шёпотом произнесла одна из ведьм, после минутного молчания, отчего я вновь покраснел и чуть было не прикрыл пах руками.

Сдержался, сжав упрямо челюсть, скрестил руки на груди, покосился на говорившую и буркнул: