Избраное

Хлещет дождь по листьям и по веткам,

Бьет, гудит, упругий и прямой.

Дальний берег скрыт за плотной сеткой,

Дымчатой, холодной, слюдяной.

Пляшет дождь веселый, голоногий,

Мутные взбивая пузыри.

Пляшет вдоль проселочной дороги,

Бьет чечетку с утренней зари.

Мало стука – он ударит градом.

Лес шумит от ледяной шрапнели…

А они стоят недвижно рядом

Под плащом высокой статной ели.

Дождь застал их на глухом проселке,

По дороге к лагерю. И вот

Третий час колючие иголки

Их в лесу спасают от невзгод.

С четырех сторон – стена воды…

Кажется, ни людям, ни зверям

Не сыскать их даже по следам.

Впрочем, в дождь какие уж следы?!

В рюкзаке мешочек с образцами

Да промокших спичек коробок,

Маленький пакетик с сухарями,

Шесть картошин, соль да котелок.

Влажный ветер, рыща по округе,

Холодком колючим донимает

И озябших путников друг к другу

Все тесней и ближе придвигает.

Как странны невольные объятья!

Все яснее у груди своей

Грудь девичью под намокшим платьем

Чувствует взволнованный Андрей.

Надо б как-то сразу распрямиться.

Пошутить беспечно, отстраниться.

Только он, как раз наоборот –

Не назад подался, а вперед.

Что виной тут: тихий посвист птицы,

Ветра ли пьянящего глоток,

Танины ли длинные ресницы,

Он и сам ответить бы не мог.

А Татьяна? Что же нынче с нею?

Где ледок ее спокойных глаз?

Почему так ласково к Андрею

Вдруг прильнула девушка сейчас?

Кто сумеет разобраться в этом?

Право, глупо спорить и гадать!

Легче звезды в небе сосчитать,

Чем сердечным овладеть секретом.

Все сейчас красноречивей слов:

Тихий вздох, пожатие руки…

Что же это: новая любовь

Иль минутной вспышки огоньки?

С вышины сквозь толщу серых туч

Вниз скользнул веселый теплый луч,

А за ним, как будто в море хлеба,

Вспыхнул васильком кусочек неба.

Он был влажный, он был синий-синий,

Будто взгляд, знакомый с детских лет.

И казалось, он воскликнул: «Нет!»

Крикнул с болью голосом Галины.

Да, конечно, только показалось.

Ну какой там голос в самом деле?!

Только радость словно б вдруг сломалась

И метнулась в гущу старых елей.

Что ж потом? Ведь из любимых глаз

Хлынет столько неподдельной муки!

Огонек свернулся и погас…

Сжались губы, и ослабли руки…

– Что костер? Нет, нам не до костра. –

Голос сух и непривычно колок.

– Дождь уже кончается. Пора.

Скоро вечер. Поспешим, геолог!

– Нам,– сказал Андрей, – идти немного,

Лагерь наш вон там, за тем бугром.

Что ж, пошли, пока видна дорога.

Через час, я думаю, дойдем.

Вот и холм. И вмиг застыли двое:

Лагерь словно бурею смело,

А внизу чернело небольшое

Вовсе не знакомое село.

– Заблудились! – ахнула Татьяна. –

Ну, геолог, драть тебя и драть.

Так всегда бывает, как ни странно,

Если карт и компаса не брать.

Где же нам искать теперь ночлега?

– Здесь, – ответил Громов, – решено. –

Позади вдруг скрипнула телега

И раздался зычный голос: – Но-о-о!

На подводе высилась старуха,

В сапогах, в большом дождевике,

В заячьем залатанном треухе

И с кнутом в морщинистой руке.

– Бабка! Далеко ль до Белых Кочек?

И какое там внизу село?

– Это вон Аркашино, сыночек…

– Ишь куда нас, Громов, занесло!

– А до Кочек сколько?

– Верст двенадцать. –

Бабкин голос – ерихонский бас.

– Бабушка, а вы домой сейчас?

– Да куда же мне еще деваться?

Медсестру вон отвезла в район.

Вымокла и все кляла дорогу.

А по мне, что взмокла – слава богу!

Жить в деревне был ей весь резон,

А она, прожив здесь три недели,

Застонала: «Скука, тошнота…

Доктор строг. Все книжки надоели.

Так-де и завянет красота».

Вот и отвезла я стрекозу.

А про вас мне баяли словечко.

Вы тут камни ищете на речке.

Лезьте. Я к себе вас отвезу.

Таня тихо: – Может, неудобно?

Может, мы стесним? У вас семья?

– Я семью вам опишу подробно:

Вся семья – мой серый кот да я…

Только пусть я бабка, пусть седая,

Но силенки все ж во мне крепки.

Да и должность у меня мужская,

Я колхозный конюх, голубки.

Вечереет… Солнце кистью яркой

Прикоснулось к каждому листу

И в большую радужную арку

Вставило всю эту красоту.

В маленьком багряном озерке

Алые, в густых лучах заката,

Утка и пунцовые утята

Медленно плывут невдалеке.

Вон березка белый стан сгибает

И, стыдливо прячась за кустом,

Свой наряд зеленый отжимает,

Ежась под холодным ветерком.

Да, в тот вечер все вокруг сверкало

Тысячами радостных огней.

– Хорошо! – Татьяна прошептала.

– Очень! – тихо вымолвил Андрей.