Избушка на курьих ножках

– Я живу в деревне, вон там. – Бенджамин наклоняется ко мне и показывает куда-то в долину. Я чувствую тепло его дыхания и замираю, ощущая дрожь во всём теле. Бенджамин выпрямляется и показывает в другую сторону, на гору. – Я помогал работникам на ферме вон там, в долине за горой. Это отец придумал. Он считает, что мне надо чем-то себя занять, пока меня отстранили. Там-то мне и дали его. – Бенджамин кивает на ягнёнка, который сладко уснул у меня на коленях. – Честно говоря, я побаиваюсь, что отец не разрешит мне его оставить.

– Да что ты, я уверена, что разрешит. Разве он может отказать? – Я чешу мягкую шёрстку на подбородке ягнёнка.

– Наверно, ты права, – кивает Бенджамин. – Но всё равно сначала надо было спросить у него. Он не слишком-то мной доволен, после всей этой истории с исключением. – Тут следует пауза, и глаза Бенджамина увеличиваются. – Слушай, я придумал! Можешь оставить ягнёнка у себя, только до завтра? Я сегодня спрошу у отца разрешения, а завтра утром приду за ним. Ты не против?

– Я… я…

Голова кружится. Конечно же, я очень хочу оставить ягнёнка себе и снова увидеть Бенджамина. Сколько себя помню, я мечтала подружиться с кем-нибудь. И вот он появляется – настоящий, живой друг моего возраста, с ним можно разговаривать и придумывать разные занятия. И у нас с Бенджамином столько общего. Как будто сама судьба свела нас! Но как же избушка? И Ба? Если они узнают, что я разговаривала с живым, они с меня месяц глаз не спустят. А то и дольше. Я смотрю на Бенджамина, и его искренняя улыбка развеивает все мои сомнения.

– С радостью, – говорю я.

Но, как только Бенджамин уходит и я перешагиваю через стену, чёрные тревожные тучи сгущаются надо мной, становятся в сто раз темнее и тяжелее, чем за минуту до этого… потому что избушка, сидя на корточках, хмурится и сверлит меня взглядом двух своих передних окон.

Слишком тяжёлое одеяло

– Можем как следует откормить его, и весной наварим борща на ягнятине, – усмехается Ба.

– Нет! – Я ещё крепче прижимаю к себе ягнёнка и пытаюсь укрыть его шалью.

– И что же ты собираешься с ним делать? Он скоро превратится в здоровенную, вечно голодную овцу, а ведь избушка не всегда останавливается на лугах.

– Не думаю, что он останется надолго. Просто пусть немного окрепнет, и тогда можно будет отпустить его на волю.

Я смотрю в окно. Когда завтра Бенджамин заберёт ягнёнка, я скажу бабушке, что он сбежал. Так я решила.

Доски пола вздыбливаются под моими ногами, я спотыкаюсь. Ба приподнимает бровь.

– Так где именно ты его нашла?

– Я же уже говорила, он топтался возле забора, такой одинокий и беззащитный. – Я гляжу на ягнёнка, щёки пылают.

– С какой стороны забора?

Из печной трубы доносится глубокий вздох. Я знаю, что избушка видела меня по ту сторону забора, но всё ещё надеюсь, что Бенджамина она не заметила.

– Точно не скажу. – Я кусаю губу и смотрю на балку под потолком. – Забор рухнул, и, когда я взялась его чинить, услышала блеяние.

Ба качает головой и хмурится:

– Ты же знаешь, что тебе не следует выходить за забор. Там небезопасно…

– Я не уходила далеко, – перебиваю её я. – И что мне было делать? Бросить его там совсем одного?

– Надо было сказать мне. Я пошла бы с тобой.

– Ты спала, мне не хотелось тебя будить. Честное слово, он был совсем рядом, по ту сторону забора. – Я смотрю ей прямо в глаза, потому что эта часть моего рассказа – чистейшая правда.

Бабушкино лицо немного смягчается.

– Хорошо. Только пообещай мне…

– Больше такого не повторится, я обещаю. – На моём лице сияет самая ослепительная улыбка. – Так я могу его оставить?

Ба слегка кивает и улыбается в ответ:

– Можешь взять немного костей и построить для него укрытие на крыльце.

– Спасибо!

Я выбегаю из задней двери, быстро иду по широким гладким половицам крыльца и останавливаюсь в одном из глухих мест – здесь избушка точно меня не услышит, если я заговорю с ягнёнком.

Я кутаю ягнёнка в шаль и укладываю в большое пустое ведро. Весь оставшийся день я строю ему самый уютный домик, какой только можно собрать из костей. Прилаживая их одну к другой, я внимательно осматриваю каждую и думаю: какие из них остались от дома моих родителей? Ба говорила: единственное, что уцелело после пожара, – это кости от их забора. Она собрала их, и теперь они смешались с нашими. Увы, в память о родителях мне не осталось ничего, кроме этих костей.

На землю опускается тьма, Джек каркает, сидя на черепе на дальнем конце забора. Уже пора зажигать свечи. Первым делом я кормлю ягнёнка и устилаю его новый дом старыми шерстяными одеялами, чтобы он не мёрз ночью. Затем я зажигаю свечи в черепах и распахиваю ворота из костей в ожидании прихода мертвецов.

Вечер застаёт меня в оцепенении. Я ещё более рассеянна, чем обычно. Я роняю миски, спотыкаюсь о стулья и чуть ли не подпрыгиваю от любого шума, доносящегося снаружи. Ба думает, что дело в ягнёнке, и это правда, но не вся: куда больше меня заботит завтрашний визит Бенджамина. В животе порхают бабочки – я страшно взволнованна.