Избушка [СИ]

Егор пожал плечами, скривил гримасу вслед соседке и свернул к своей калитке. Он чувствовал себя таким бодрым, удачливым и понимающим кое-что в этой жизни человеком, что с ходу, не задумываясь, поставил греться воду для мытья и почистил на сковородку грибы.

Все это время он размышлял об избушке. Вот если там внутри все вычистить, убрать, принести каких-нибудь припасов, будет у него свой, личный дом в лесу… Вроде бы стоит бесхозный, даже странно, что вездесущий молодняк туда еще не влез. Да и правильно, нос еще не дорос. А грибов там много…

Вскоре, вымывшись и наевшись, он завалился на диван, лениво щелкая пультом телевизора. Но от какой-то ленивой истомы в теле глаза закрылись, и Егор заснул, держа палец на кнопке пульта.

* * *

Утром Егор поднялся ни свет ни заря, быстро совершил все, что полагается совершить после пробуждения и, полный предвкушений, направился в лес. И только когда он, вымочив до колен штанины, побрел по лесной тропинке, его вдруг осенила мысль: «А куда я, собственно, иду?» Ноги несли его к избушке, это ясно. Но зачем ему-то туда? Что, каждый день бегать к избушке, приносить корзину грибов, жарить, съедать и утром вприпрыжку нестись за новой порцией? Егор остановился и поглядел на руки, в которых он держал любимую десятилитровую корзину, точно впервые их увидев. А ведь сам не заметил, как брал корзину и ножик — тут он запустил руку в задний карман и достал складной нож.

Егор подумал, перекидывая корзину из руки в руку. А вот пойду сегодня в другое место, решил он, специально пойду. И задумался, куда бы ему направиться. Если к леснику, то всяко придется проходить мимо заветной полянки, ведь не выдержит он, свернет. Может, в березняк, о котором упоминала вчера соседка? Мимо того березняка Егор ездил в деревню. Располагался он за полем, и далеко не каждый хотел тащиться несколько километров в одну сторону. Сам он там никогда не был. А схожу, решил он, просто для разнообразия!

Егор вернулся на свой берег ручья, прошел краем просыпающейся деревни и зашагал по полевой дороге. Солнце уже с утра грело в полную силу, так что скоро ему стало жарко, он беспрестанно вытирал пот.

Рожь по обеим сторонам дороги стояла густая, высокая, в росе. А может, не рожь, а пшеница или там ячмень — он не разбирался. Желанный березняк был уже виден, еще несколько минут — и Егор вступит под шумящие кроны…

Березняк оказался не слишком большим, на опушке отчетливо вытоптанным. В отличие от соснового бора здесь было много подлеска, а еще высокая трава, в которой было не так легко разыскивать грибы. За час Егор набрал примерно десятка два подберезовиков, да и то по большей части или старых, квелых, раскисших, на которых не поднялась рука даже у неприхотливых городских грибников, или крошечных, едва выставивших шляпку из лесной подстилки. Видно, здесь выгребали все подчистую.

Сперва березняк Егору понравился — здесь было свежо, зелено, светло, но уже через час он начал оглядываться через плечо. Ему все казалось, что за ним наблюдают, стоят за спиной, а он как на ладони. То ли дело в бору, где со всех сторон окружают и прячут надежные толстые сосновые стволы, а не легкомысленные светлокожие березы в насквозь просматриваемом лесу. Он походил по опушкам, но добавил к своей добыче еще с пяток трухлявых сыроежек. И решил возвращаться.

«Зато домой приду рано, — убеждал он себя, — а не как обычно. Дома поделаю что-нибудь, что там Наташка говорила?»

Домой он и правда заявился до обеда. Наскоро пожарил грибы, сходил в магазин, поел и завалился на диван с каким-то журналом о пришельцах. Некоторое время он читал, наслаждаясь сытостью и покоем, потом вдруг его окатила волна жара, вслед за которой в животе что-то резко дернуло, Егор покрылся потом и уронил журнал. Он поднялся с дивана и на заплетающихся ногах кинулся из дома, но не успел добежать до будки туалета: его стошнило, буквально вывернуло наизнанку. Чуть отдышавшись, он, едва передвигая ноги от внезапно накатившей слабости, все-таки двинулся в сортир.

Промаялся он до вечера. Его полоскало, и то и дело организм настоятельно призывал в будочку. Егор в перерыве выпил несколько таблеток активированного угля, оставленного в аптечке заботливой Наташкой, но они его не спасли. К вечеру, окончательно вымотавшись, он лежал пластом, чувствуя, как накатывают приливы тошноты, но уже слабее.

Он был настолько измучен, что и думать связно не мог, но все же думал. Егора очень занимал один вопрос: что он такого съел, чтобы так отравиться? Ясно, что траванулся он грибами, но как? Грибником он был опытным, да и грибы, набранные в березняке, не вызвали никаких затруднений в определении: это были подберезовики и пара затесавшихся меж ними сыроежек. Вовсе уж старых грибов он не брал, ядовитых тоже, за что ж ему такое? Так ничего и не придумав, он уснул.