Издалека

Там он и застал двух малолетних разбойниц. Они сидели за столом и увлечённо листали книгу. Ту, открыть которую Унэн был не в состоянии. От изумления настоятель потерял дар речи. Хвала богам, ненадолго.

— Кто вас впустил? — крикнул он так, что девчонки уронили книгу и закрыли лица ладонями. Монах кинулся к ним и поднял книгу с пола. Приоткрыл её — никаких помех! Даже закладка была там же, где он оставил её.

— Кто вас впустил, я спрашиваю? — спросил он уже более миролюбиво.

— Дверь не была заперта, — объяснила, наконец, Энхора. Ещё одно различие, подумал Унэн. Энхора чаще признаётся в содеянном первой.

— А кто вас просил брать книгу?

Близнецы только засмеялись. С виноватым видом, но это ровным счётом ничего не означало.

— Ну ладно, — монах вздохнул и уселся перед ними прямо на пол. — Через неделю у вас, негодные, начнутся каникулы. Если бы вы знали, с каким удовольствием я от вас отдохну!

— Не отдохнёшь, — Ильвена потянула его за рукав. — Ты сразу же начнёшь по нам скучать. Как всегда.

— Угадали, — монах положил книгу на стол и хлопнул по ней ладонью. — Но это больше не трогать. Дайте слово, что не будете прикасаться к ней без моего разрешения. Это очень опасно.

Взгляд монаха не смягчался, и честное слово пришлось всё–таки дать. От огорчения на глазах у обеих выступили слёзы. Впрочем, они были мастерицы изображать какие угодно чувства. Унэн это прекрасно знал.

— Вот и отлично, — Унэн развернул обеих в сторону двери и слегка подтолкнул ладонями. — А теперь — за работу! Мётлы ждут вас — не дождутся…

— …И чего он так расшумелся? — недоумевала Ильвена часом позже, отрываясь от подметания пола.

— Его не поймёшь, — согласилась сестра. — Картинки были такие красивые…

…Унэн запер за ними дверь и повернулся к столу.

Книга. Раскрытая на нужной странице. Давай, человек, прочти меня. Ты не всё ещё узнал. Самое интересное впереди!

— Ну уж нет, — решительно сказал Унэн и, захлопнув книгу, спрятал её в шкаф. Айзала права, скоро он к этой книге прирастёт. Хорошего понемножку.

* * *

— Смотрите! — громким шёпотом выдохнул Хиргол и придвинулся к Пятому, всё так же стоящему у левого борта. Слуга преградил дорогу юноше, не меняя выражения лица. Но Хиргол, разом позабывший и о морской болезни, и о таинственном спутнике Пятого, не обратил на это никакого внимания. — Вон там, ближе к востоку!

Действительно, у самого горизонта, где виднелся далёкий берег безжизненной Выжженной земли, показалось и пропало видение множества крыш, домов, колонн. Словно в зыбком зеркале, зачастую возникающем над пустыней — где путникам, измученным зноем и жаждой, видятся обманчиво близкие оазисы, недосягаемые в действительности.

Если, конечно, вообще существующие.

Примерно таким было и это видение. Хиргол пожалел, что при нём нет подзорной трубы. Оптика, как убедили его, вообще не могла считаться магией сама по себе — а, следовательно, пользоваться оптическими инструментами можно без особых предосторожностей. Пожалел сорока золотых… К его изумлению, Тнаммо молча извлёк из внутреннего кармана складную подзорную трубу и, не глядя, вручил Альмрину.

Тот повернулся к Хирголу и, с улыбкой, коротко поклонившись, протянул тому инструмент. Улыбка эта немало напугала юношу: ей явно не было места на лице молчаливого слуги. Тем не менее, Хиргол принял предложенное (едва не уронив) и Альмрин, уже с прежним бесстрастным выражением лица, отвернулся. Боги, ну и жуткий же телохранитель.

В трубу он действительно заметил едва различимые силуэты башен и крыш — почти сливающиеся с бескрайними жёлто–коричневыми песками Лауды (так именовался остров на среднем языке). Судя по всему, лишь по счастливой случайности поселение попалось им на глаза.

— Город! — воскликнул Хиргол возбуждённо и осторожно вернул трубу Альмрину. Пятый молча кивнул, глядя в сторону далёкого острова почти что с безразличием.

— Вас это не удивляет? — поразился Хиргол.

— Меня это пугает, — Тнаммо наконец–то удостоил его взгляда. — Мы проходим слишком близко. Как бы нас не заметили…

— Ну и что?

Тнаммо вздохнул.

— Похоже, что проще показать. На, — и он протянул ошарашенному юноше нечто, напоминающее птичье яйцо — только очень твёрдое и массивное. Нет, живой эта штуковина быть не могла. Юноша не успел налюбоваться изящными узорами, разбегавшимися по отполированной «скорлупе», как Тнаммо вручил ему ещё что–то. Хиргол подставил другую ладонь, и в ней очутилась… птица. Точнее говоря, модель птицы. Какой–то крохотной лесной пичуги — Хиргол никогда не мог упомнить всех их названий.

Птица была произведением искусства. Хиргол с улыбкой поднёс ладонь поближе к глазам и птица… ожила. Пошевелилась (Хиргол разинул рот и едва не выронил и «яйцо», и птицу), расправила крылья, поглядела на держащего её человека по очереди каждым блестящим глазом.

— Сожми камень в ладони, — Тнаммо осторожно сложил пальцы Хиргола, — закрой глаза и командуй ей.

— Как это? — не понял Хиргол, глядя на нетерпеливо рассматривающую его птицу.

Вместо ответа Пятый ударил снизу по ладони, на которой сидела птаха и та стремительно унеслась вверх, обдав Хиргола тёплым ветерком.