Снова повисло молчание, и Лоис подметила, что глаза брата затуманились, он смотрел невидящим взглядом куда-то за залитые солнцем поля. Ее тронули модуляции его голоса и внезапное молчание, которое будто окутало его, когда он закончил рассказ.
Она обратила внимание, что глаза у него той же фактуры, что и у нее, с начисто вымытой зеленью, а рот на деле куда мягче, чем на той фотографии, — а может быть, лицо просто доросло до него за последнее время? Макушка начинала лысеть. Она подумала: наверное, оттого, что он слишком много носит шляпу. Ужасно, если вдуматься, — мужчина лысеет, а никому до этого нет дела.
— А в молодости… ты был набожным, Кит? — спросила она. — Ну, ты понимаешь, о чем я. Ты интересовался религией? Ничего, что я задаю такие вопросы?
— Да, — ответил он; взгляд все блуждал где-то далеко, и она почувствовала, что эта сосредоточенная отрешенность такая же его человеческая черта, как и его заботливость. — Да, пожалуй, был, когда был трезв.
Она внутренне передернулась:
— А ты пил?
Он кивнул:
— И все грозило кончиться совсем плохо. — Он улыбнулся и, обратив на нее взгляд серых глаз, сменил тему. — Дитя, расскажи мне про маму. Я знаю, что в последнее время тебе приходилось совсем тяжело. Я знаю, что ты многое принесла в жертву, многое вытерпела; хочу, чтобы ты знала, как я ценю твою самоотверженность. Я понимаю, Лоис, что в определенном смысле ты там трудишься за нас обоих.
У Лоис мелькнула мысль: как мало жертв она принесла; как в последнее время постоянно избегала общения с нервической, полуневменяемой матерью.
— Неправильно приносить молодость в жертву старости, Кит, — сказала она ровным голосом.
— Знаю, — вздохнул он, — и плохо, что весь груз лег на твои плечи, дитя. Мне следовало быть рядом и помогать.
Она отметила, как быстро он осмыслил ее замечание, и в тот же миг поняла, какое свойство его характера в этом проявилось. Он был
— Милые все твердые, — сказала она вдруг.
— Что?
— Ничего, — отговорилась она смущенно. — Это я сама с собой разговаривала. Думала про одну историю… про мой спор с одним человеком по имени Фредди Кеббл.
— С братом Мори Кеббл?
— Да, — ответила она, изумленная самой мыслью, что он может быть знаком с Мори Кеббл. С другой стороны, в этом не было ничего странного. — Знаешь, несколько недель назад мы заговорили про это слово, «милый». Ну, не знаю — я сказала, что один человек, по имени Говард, один мой знакомый, он очень милый, а Фредди со мной не согласился, и тогда мы заспорили о том, что значит «милый». Он все твердил, что я имею в виду этакую мягкость и податливость, но я-то знала, что не ее, а вот что именно, не могла сказать. А теперь я поняла. Я имела в виду как раз обратное. По-настоящему милыми бывают только твердые люди — и сильные.
Кит кивнул:
— Я понимаю, о чем ты. Встречал старых священников, которые были именно такими.
— Я имею в виду молодых людей, — откликнулась она запальчиво.
— А!
Они дошли до успевшей опустеть бейсбольной площадки; он указал ей на деревянную скамью и растянулся во весь рост на траве.
— А эти молодые люди здесь счастливы, Кит?
— А по ним разве не видно, Лоис?
— Пожалуй, но эти совсем молоды — эти двое, с которыми мы сейчас разминулись, они как… они уже…
— Дали ли обет? — Он рассмеялся. — Пока нет, но дадут через месяц.
— Навсегда?
— Да, если не сломаются духовно или физически. Нашей дисциплины многие не выдерживают.
— Но они еще мальчишки. И они отказываются от всего хорошего, что есть вовне, — как и ты?
Он кивнул:
— Некоторые — да.
— Но, Кит, они же не понимают, что делают. Они ничего не знают о том, от чего отказываются.
— Да, пожалуй, не знают.
— Как-то это нечестно. Как будто жизнь их в самом начале очень чем-то испугала. Они все сюда попадают такими юными?
— Нет, есть и такие, что всякое повидали, да и натворили немало, — вот Реган, например.
— Мне кажется, такие больше подходят, — сказала она задумчиво. — Мужчины, знающие жизнь.
— Нет, — твердо ответил Кит. — Мне кажется, повидать жизнь — еще не значит набраться опыта, которым можно поделиться с другими. Самыми широкими взглядами, по-моему, отличаются люди, которые особенно строги к себе. А утихомирившиеся бунтари, как правило, особенно нетерпимы. Ты разве с этим не согласна, Лоис?
Она все так же задумчиво кивнула, а он продолжал:
— Мне кажется, когда один слабый человек приходит к другому, они ищут не помощи, скорее они ищут, с кем бы разделить чувство вины, Лоис. После твоего рождения, когда у мамы начались эти нервные срывы, она, помню, все ходила и плакалась некой миссис Комсток. Господи, меня от этого просто трясло. А мама, бедняжка, говорила, что ее это успокаивает. Нет, мне кажется, чтобы помочь другому, совсем не обязательно раскрывать перед ним душу. Настоящая помощь всегда приходит от того, кто сильнее тебя и кого ты уважаешь. И сочувствие таких людей особенно действенно, поскольку безлично.