Изгиб грани

Полюбовавшись на ухватки и ужимки эректусов, и сделав десяток снимков, я решил объяснить им, что мы не добыча, и, что им придётся искать другое укрытие подальше отсюда. Однако, вопреки ожиданиям, питек не испугался. Напротив, он среагировал серией резких жестов, гулкими ударами в грудь, оскаленным ртом и громкими воплями. Похоже, этого урода на горло не возьмёшь. Надо действовать по-другому. Убивать его не хотелось, поэтому я срезал тесаком пучок длинной сухой травы, зажёг и вышел вперёд, размахивая этим факелом. Когда эректусы увидели огонь, то отчаянно заверещали и бросились наутёк, ломясь сквозь заросли. Всё правильно. Они звери, а все звери боятся огня.

Вернувшись к нашему гроту, я увидел, что мои спутники уже обосновались, оборудовали удобное ложе из мягких веток и травы, развели костёр и готовили жаркое.

Ужин, как всегда, прошёл весело и сопровождался оживлённой беседой и взрывами смеха. Такие беседы уже вошли в обычай. Из них я узнал много нового об удивительном мире гигантов, и сам что-то рассказывал им о своём времени. Однако сегодня мы сразу же споткнулись на… футболе.

Случайно обмолвившись об этой человеческой забаве и страсти, по настоятельной просьбе слушателей я подробно рассказал, а потом и показал, что это такое. Из косульих шкур и травы я быстро скрутил импровизированный мяч, и вскоре мы четверо на четверо начали азартно гонять этот мягкий комок по ровной песчаной площадке перед пещерами. Споры, жесты и крики практически не отличались от таковых на любой московской площадке, где мальчишки играют двор на двор. Глядя на яростно спорящих Лихура и Нигира о том, был гол или не был, я вдруг понял, что рухнул последний, едва заметный барьер между мной и ими. Я никогда не чувствовал себя так уверенно и спокойно, и точно знал, что они меня не подведут и не продадут, выручат и спасут.

Почти стемнело, когда Син прекратил игру и разогнал спорщиков. Они нехотя улеглись, но продолжали потихоньку переругиваться, выясняя отношения. Прикрикнув на них, Син сменил караул и улёгся спать, притиснув меня к Гирсу.

Среди ночи я проснулся от страшного грохота. Взгляд сразу упёрся в сплошную стену дождя, в которой отражался свет от горящего у входа костра. Мама дорогая! Теперь я понимал, что означала фраза «разверзлись хляби небесные». Неподалёку от входа спокойно сидел Акти и подбрасывал в костёр дровишки, я подошёл и встал рядом, таращась наружу. Жуткий громовой удар разбудил и моих спутников. Некоторые из них, закутавшись в плащи, присоединились ко мне. Я во все глаза смотрел на разгул непогоды и про себя радовался, что именно сегодня мы заночевали в надёжном укрытии. С другой стороны – я не знал, как долго будет идти дождь. Тропический ливень мог длиться час, а мог и месяц. Стоящий рядом Син будто прочитал мои мысли и, не поворачиваясь, сказал, что сезон дождей закончился в конце весны, и вряд ли этот дождь затянется надолго.

Гроза находилась прямо над нами, и я уже начал сомневаться в благополучном исходе, глядя на свирепое буйство природы и на подступившую к самому входу воду. Исчерченный ливнем ночной мрак непрерывно разрывали яркие разряды молний, сопровождающиеся оглушительными раскатами грома. Ослепительные вспышки электрического света разгоняли непроглядную тьму и на мгновение выхватывали из темноты скалы, деревья и падающую стену воды.

Мне стало не по себе, но, оглянувшись, я увидел, что мои спутники беззаботно укладываются спать. Я недоуменно поскрёб затылок, но тут же догадался, что для них подобная истерика природы – не событие, а вполне обычное явление. И действительно, через четверть часа гроза пошла на убыль. Беззлобно ворча, Син отправил Акти отдыхать, и на его место посадил Гирсу. Оставшись в одиночестве, я поплотнее закутался в плащ, недолго потоптался у входа, и тоже отправился досыпать. Осторожно втиснувшись между уже задремавшими гигантами, под шум дождя и звуки уходящей грозы я провалился в глубокий и спокойный сон.

Очнувшись на рассвете, я нехотя стряхнул затухающие отголоски сна, смешавшиеся со звуками раннего утра. Восходящее солнце чуть высветлило в проёме входа стелющийся туман. Я лежал на спине и блаженно жмурился, наслаждаясь щебетанием птиц и пьянящими запахами леса.

Приподнявшись на локте, в полумраке пещеры я увидел, что сидящий у прогоревшего костра Гирсу привалился к стене и клюёт носом. Ничего не скажешь, хорош страж. Я уже хотел откинуться назад, и тут мне померещилось какое-то движение над его плечом. Я напряг глаза и в расщелине разглядел плоскую голову большущей змеи. Остатки сна, как ветром сдуло.

Я протянул руку за голову, вытянул из ножен тесак и, метнувшись к уже очнувшемуся Гирсу, отсёк гадине башку. Он вытаращился на меня, и не знаю, что его больше потрясло, мой бросок с тесаком или вид обезглавленной трёхметровой змеюки, которую я вытянул у него из-за плеча. Гирсу с минуту глазел, то на меня, то на змею, а потом, передёрнув плечами, с воплем отскочил в сторону. Из глубины пещеры грохнул смех проснувшихся от нашей возни гигантов.