Изгнание

Николь отказалась даже на порог пустить доктора Ричи, боясь, что он опять усмотрит в болезни девочки колдовство и предложит свои ужасные методы лечения типа кровопускания и промывания желудка, не говоря уже о том, что ей совсем не нравился состав его лекарств. Что касается сэра Дензила, то ему разрешалось только иногда заглянуть в комнату, а к колыбели его и на пушечный выстрел не подпускали, давая понять тем самым, что он не имеет никакого отношения к дочери своей падчерицы. «Единственное утешение, которое я нахожу в болезни ребенка, – думала Николь, – это то, что я вообще не вижусь с этим старым развратником, что мне вот уже несколько дней удается избегать его слишком пристального и выразительного взгляда. С этим человеком я чувствую себя как на вулкане, который вот-вот взорвется». Ей все чаще приходило в голову, что она должна сбежать с Майклом, чтобы спастись от отчима, но она понимала, что этот план может быть обречен на провал. Время от времени она вспоминала, что у нее есть еще один способ спастись – вернуться в свое время, но это, увы, казалось ей все менее реальным. И даже эта мысль не была теперь такой уж важной, она полностью, с головой погрузилась в заботы о Миранде.

Ребенок лежал в колыбели весь в поту и в жару, ее крошечное тельце содрогалось от жесточайших приступов кашля. Она почти не ела, и Николь с ужасом наблюдала, как ребенок тает прямо на глазах. Ситуация казалась совершенно безвыходной, и актриса злилась на себя, чувствуя, что выглядит как последняя беспомощная идиотка.

Как-то ночью, слушая, как большие часы в комнате отсчитывают короткие минуты, она вдруг кое-что вспомнила. Воспоминание было смутным и относилось к тем временам, когда она была маленькой и жила с бабушкой. Николь тогда сильно болела и постоянно кашляла, ей было очень тяжело дышать. И когда у нее совсем не было сил для того, чтобы вздохнуть, бабушка как-то среди ночи отнесла ее на кухню и заставила низко наклониться над кастрюлей с кипящей водой, закрыв ей голову зонтиком, как ширмой. После этого – она очень хорошо это помнила – кашель почти прекратился, дышать стало легче, и вскоре она выздоровела. На следующий день бабушка поставила в ее комнате испаритель, чтобы воздух был насыщен влагой, и после этого она никогда больше не болела крупом.

Актриса села на кровати и, отодвинув тяжелый полог в сторону, увидела Эммет, сидевшую возле камина с беспокойно спящей на руках девочкой. Служанка повернула голову, когда Николь подбежала к ним с громким криком: «Пар!».

– Что вы имеете в виду? – спросила Эммет, потирая рукой воспаленные веки.

– Мы должны отнести Миранду на кухню и дать ей подышать влажным воздухом. Пошли.

Не дожидаясь, пока Эммет что-то сообразит, она выхватила у нее девочку, которая была теперь легкая, как пушинка, и, выбежав с ней из спальни, помчалась вниз по лестнице, прижимая ее к себе и стараясь оградить от сквозняков, которые, несмотря на жаркую летнюю ночь, гуляли по всему дому.

И тут произошло нечто очень странное. Она почувствовала, что рядом с ее сердцем бьется сердечко Миранды. Николь вдруг поняла, что плачет, и причиной ее слез была не жалость к себе, как это всегда бывало раньше, а жалость к кому-то другому, к этой малышке. Она действительно хотела, чтобы девочка выздоровела, она молилась за нее, она делала для этого все, что могла, и была в шоке от того, что кто-то из живых существ смог родить в ней такие чувства.

Николь вдруг поняла, что целует девочку в горячий лобик, ласково гладит ее крошечное тельце и приговаривает: «Ну-ну, малышка… сейчас все будет хорошо… мамочка тебя вылечит…»

Эта вспышка нежности больше всего напугала Николь. До этого момента она думала о Миранде только как о дочери Арабеллы, а себя считала, несмотря на то, что испытала послеродовую боль, лишь жертвой гипнотического переселения. И вот теперь впервые она назвала себя «мамой».

– Это только потому, что она болеет, – вслух сказала она, не будучи уже уверена в этом.

Слезы продолжали бежать у нее по щекам, она все еще пыталась разобраться в себе, пока наконец не поняла, что сейчас этим заниматься просто глупо. Она сосредоточилась на спасении ребенка и одним махом преодолела следующий пролет лестницы.

Кухни в Хазли Корт мало изменились с тех пор, как был построен дом, и Николь в который уже раз, войдя туда, поразилась тому, насколько они огромны. Попав туда, можно было сразу же представить себе, как в прошлые времена величественный шеф-повар, окруженный кучей помощников-поварят, колдует над обедом для огромной семьи. Да и теперь не только обстановка кухни осталась прежней. Там и сейчас был главный повар и его помощники, которые выполняли все его указания, готовя каждый день обеды, по крайней мере, на дюжину человек.