Изгнание

– Мне надо переварить то, что я услышал. Не стану этого отрицать. В общем, вы не производите впечатления человека, способного на такой поступок. Надо еще раз прочитать все имеющиеся письма. У меня пара анонимок от миссис Куэнс, одно от бедняжки мисс Витакер-Смит и еще несколько других. Вот что я вам скажу, мистер Шенстоун. Завтра поговорю с еще несколькими людьми. Один из них, престарелый джентльмен, уверен, что мистера Давенанта Боргойна убили именно украденным у него инструментом. Это, как вы знаете, мистер Фордрайнер. Он пока орудие убийства не видел, но узнал по описанию. И уверен, что украли его именно вы, поскольку там больше никого не было, кроме молодой леди, которую по понедельникам он называет своей племянницей, а по вторникам говорит, что он ее опекун. Стало быть, если мистер Фордрайнер ошибается относительно своей драгоценной мотыги или тяпки, или еще чего-то, тогда придется больше внимания уделить версии, что преступление совершено каким-то прохожим или бродягой, и никак не связано с письмами, невзирая на все явные совпадения. Но если он узнает этот предмет, тогда остается лишь заполучить ордер на арест. Не разумно ли это?

Что можно было сказать? Я промолчал.

Он встал, я последовал за ним. Когда мы шли по коридору, а потом вниз по лестнице, он непринужденно спросил:

– Вы собираетесь покинуть район сегодня или завтра?

– Вовсе нет.

– Прекрасно. Сделайте одолжение, не удаляйтесь более чем на милю от дома. Я очень расстроюсь, если вы выйдете за эти пределы.

Я выразил свое согласие. Так же, как я, он знает, что дом стоит на полуострове и на берег есть только одна дорога. Понятно, что он будет за ней следить.

Мы вернулись в гостиную, где мама и Евфимия сидели так же, как мы их оставили.

Уилсон улыбнулся и сказал:

– Миссис Шенстоун, мы с вашим сыном мило побеседовали с глазу на глаз. Но вы могли бы нам кое в чем помочь. Помните недавнее путешествие сына в Торчестер для заказа гостиницы и экипажа, и визита к мистеру Боддингтону? Здесь есть маленькое несоответствие в деталях. Ваш сын уверен, что это было во вторник, пятого. Никто, ни хозяин гостиницы «Георгий и Дракон», ни извозчик на конюшне понятия не имеют, в какой день это было. Весьма удивительно, что мистер Боддингтон не может вспомнить, и в дневнике у него не помечено.

(Браво, старикан!)

Уилсон продолжил:

– К счастью, его служащий, смышленый малый, отчетливо помнит, что это было четвертого. Стало быть, у нас есть дата. События с обеих сторон. Не припомните ли, миссис Шенстоун?

Очень необычная ситуация.

Дрожа, тихим голосом мама произнесла:

– Это было в понедельник, четвертого января, и я помню ясно, потому что в тот вечер сын вернулся домой в порванной одежде, испачканный кровью.

Уилсон удивленно повернулся ко мне.

Я стоял как парализованный, абсолютно шокированный. Такое мама могла сказать, только полностью уверенная, что Давенанта Боргойна убил именно я. И что я писал письма и мучил животных. В отчаянной попытке спастись я сказал:

– Нет, мама. Ты спутала это с тем, что было раньше, когда я заблудился в тумане и упал в канаву у дороги.

Почти неслышно мама произнесла:

– Мистер Уилсон, я совершенно уверена в датах.

Схватив сержанта за руку, я пробормотал, что провожу его, и потащил в прихожую.

Убедившись, что мы далеко от гостиной и нас никто не услышит, я сказал:

– Признаюсь, что солгал вам, мистер Уилсон. Глупо с моей стороны, но я лишь подумал, что вы не поверите тому, что случилось на самом деле. Верно, именно я напал на мистера Давенанта Боргойна неделю тому назад. Мы столкнулись в тумане, и я не знал, что это он, подумал, что тот, с кем я столкнулся, хочет причинить мне зло, и я просто защищался.

Он скептически приподнял бровь.

– Вы понятия не имели, что это он?

Возможно, он догадался, что я что-то скрываю. Мог ли он поверить, что я совершенно случайно наткнулся на того единственного в Торчестере человека, в убийстве которого меня теперь подозревают?

Пришлось сказать:

– Я знал, что нахожусь на улице, где жил мистер Давенант Боргойн, но я не мог знать, с кем подрался. Я уже признался, что солгал вам, но это единственная ложь.

Я замолчал. Чтобы окончательно не утонуть, я каким-то безрассудством схватился за правду:

– Нет, есть еще одна ложь. Дело в том, что сюда я пришел в воскресенье в час, а не раньше. Я пытался солгать потому, что испугался, поняв весь заговор против меня и осознав его опасность. И все же я совершенно невиновен. Не я писал эти грязные письма, и не я издевался над животными, и я не убивал мистера Давенанта Боргойна.

Лицо его не выражало ни сочувствия, ни сомнения.

С растущим чувством досады я продолжил:

– Улики были состряпаны так, чтобы изобличить меня. Позвольте предложить вам пример, о котором вы пока не знаете. Когда вы с ним завтра увидитесь, мистер Фордрайнер обязательно признает в орудии убийства инструмент, украденный у него. Но я его не крал. Могу все это объяснить точно так же, как могу объяснить каждый факт против меня. Но дело в том, что я сильно сомневаюсь, что кто-нибудь мне поверит.

Уилсон внимательно выслушал, потом сказал: