– Чем я могу вам помочь? – энергично спросила дама.
– Прошу прощения, – пробормотал Петер, – вы Марта Робинсон?
– Да, это я. Что вы хотите?
– Я… Думаю, вы хорошо знали Фрэнка Гасснера. Я хотел бы поговорить с вами о нем.
Услышав имя Гасснера, женщина на мгновение растерялась.
– Кто вы? – глухим от волнения голосом спросила она.
– Я его сын, – сказал Петер.
На лицо женщины набежала тень.
– Я знала Фрэнка, – сказал она сухим тоном. – И знала достаточно хорошо, чтобы с уверенностью утверждать: у него нет детей.
Она закрыла дверь.
– Подождите!
В отчаянии Петер прижался лбом к двери:
– Мне нужно с вами поговорить, это очень важно!
Он закрыл глаза. Головная боль вернулась.
– Вы ненавидели носить униформу, – быстро сказал он через закрытую дверь. – Вы говорили, что она унылая и совсем неженственная. Вы всегда украшали цветами столы сержантов, чтобы «природная красота оживила эти серые стены». Однажды вы ему сказали…
Дверь снова открылась. Петер выпрямился. Седовласая дама внимательно смотрела на него:
– Входите.
Внутреннее убранство дома было простым, без излишеств. Интерьер оживляли расставленные повсюду вазы с красивыми букетами свежесрезанных цветов. У каждого из разрозненных предметов меблировки было свое очевидное назначение. Немногочисленные личные вещи – несколько фотографий в рамках и привезенные из-за границы сувениры – были расставлены на большом буфете, над которым висел любительский пейзаж с изображением греческой рыбацкой пристани.
– Присаживайтесь, – предложила дама, указывая на большой диван со слегка потертой обивкой.
Осторожно, стараясь на запутаться ногами в густом ворсе ковра, Петер сел. Она несколько секунд внимательно рассматривала его, потом сказала:
– Знаете, для меня это неожиданность. Я не знала, что у Фрэнка есть сын.
– Наверное, он и сам об этом не знал, – сказал Петер. – Моя мать забеременела незадолго до его смерти.
– Откуда же тогда вы знаете столько обо мне? Петер заколебался:
– Мой отец вел нечто вроде дневника.
– Удивительно, что он не попал в руки генералу Мортону. Можете мне поверить, после кончины Фрэнка сотрудники агентства все перевернули вверх дном. Записи, переписку – они забрали все.
Марте было неприятно и горько вспоминать об этом. Петер не сводил глаз с ее лица.
– О, простите, я забыла об элементарной вежливости, – сказала она. – Чем вас угостить?
– Спасибо, не беспокойтесь. Я ненадолго.
– Прошу вас, мой мальчик, не стесняйтесь.
– Если вы настаиваете, я бы выпил воды или фруктового сока. Я не хочу доставлять вам беспокойство.
– Боюсь, юноша, для этого я уже слишком стара, – возразила Марта Робинсон полушутя-полусерьезно. – Своим приходом вы всколыхнули массу воспоминаний. Почему же ваша мать не пришла на похороны Фрэнка?
– Она голландка и узнала о его кончине намного позже. Они встречались недолго.
– Выходит, у этого шалуна Фрэнка была любовная связь, – задумчиво протянула Марта. – Подумать только, какой он был скрытный…
– Вы ему очень нравились.
– Хотела бы я услышать это от него самого… – с грустной улыбкой отозвалась женщина.
Марта встала и вышла из комнаты. Когда она вернулась с полным подносом, взгляд ее затуманился.
– Вы высокий и стройный, – сказала она. – Но даже если не принимать это в расчет, вы не слишком на него похожи. У меня осталась одна-единственная фотография вашего отца.
Марта указала на буфет. Петер вскочил и, позабыв о необходимости держать себя в руках, подошел к расставленным на буфете фотографиям. Несколько семейных снимков, фотографии, на которых Марта позировала фотографу в компании мужчин в военной форме… Петеру не удавалось определить, который из этих военных Гасснер. Марта Робинсон подошла к нему.
– Он был импозантным мужчиной, – сказала она с ностальгическими нотками в голосе. – Мой бог, ведь прошло уже двадцать лет!
Петер наугад ткнул пальцем в одну из фотографий.
– На этой фотографии я с Эмили, моей коллегой, и нашим начальником, генералом Мортоном. У меня нет других фотографий с Эмили, только эта, иначе я давно бы отправила ее в мусор. С Мортоном связаны не слишком приятные воспоминания. После смерти Фрэнка я не захотела с ним дальше работать.
Она взяла в руки фото в рамке, на котором она стояла рядом с Гасснером. Петер буквально пожирал фотоснимок взглядом. Мужчина в форме на снимке выглядел внушительно, но удивительным был его взгляд – ласковый, задумчивый. Вопреки всем ожиданиям, в этом взгляде не было и намека на суровость бывалого военного.
– Нас сфотографировали меньше чем за месяц до его самоубийства.
Петер окаменел.
– Его самоубийства? – заикаясь, переспросил он.
– Как? Разве вы не знали?
Марта побледнела.
– О, мой дорогой мальчик, – проговорила она, прикрывая губы ладонью. – Мне очень жаль, я думала, вы знаете…
Петер сделал над собой усилие, чтобы не упасть, и помотал головой. Потом оперся о буфет.
– Пожалуйста, присядьте, – предложила Марта, испытывая угрызения совести.
Они сели друг напротив друга. Чтобы дать и себе, и гостю время прийти в себя, Марта разлила напитки по стаканам. Ее руки дрожали.
– Как это случилось? – спросил Петер.