Изгнание беса

Интересно, что самого нападения я толком не видел. Честно говоря, после всей дневной суматохи, после переживаний, связанных с потерей контейнера, и после бестолковщины на Полигоне, которая вымотала всех нас, я позволил себе немного расслабиться. Кажется, я даже слегка задремал, хоть это и грозило мне крупными неприятностями. Во всяком случае, в дальнейшем, когда я был вынужден по памяти восстанавливать все подробности этой кошмарной ночи, то я с некоторым испугом обнаружил, что помню лишь начальные стадии каббалистического действа, то есть я помню, как вслед за Велизарием появился на пятачке нынешний испытуемый, одетый в балахон и мохнатую шапку с желтыми рожками, помню, как поставили чан на костер и как замахали вокруг него горящими метлами, помню всепроникающий запах серы и круговорот вороньих перьев, плывущих над пятачком, я даже помню визг внезапно пробудившегося кота – то ли доза на этот раз оказалась недостаточной, то ли ситуация уже тогда начала незаметно выходить из-под контроля, точно не знаю; к сожалению, дальше у меня какой-то провал в воспоминаниях, впрочем, ничего удивительного здесь нет, вряд ли следует обвинять меня в недостаточной внимательности, потому что для меня это была привычная, рутинная, уже порядком надоевшая, утомительная работа, выполнял я ее, по всей вероятности, в четырнадцатый раз, никаких неожиданностей сегодня не предвиделось, то есть особой вины я за собой не нахожу, жалко, конечно, что я пропустил фазу вочеловечивания, но я думаю, что она не была слишком эффектной, иначе бы я сразу же проснулся, а так я пробудился только тогда, когда она фактически уже завершилась, – от того, что раздался грохот и что-то посыпалось. Позже, когда мне пришлось секунда за секундой реконструировать события, я догадался, что это, вероятно, ударили по Центральному пульту из гранатомета (нападавшие расчищали себе коридор на входе), но непосредственно в то мгновение я, разумеется, ничего не понимал, тем более что электростанция уже была взорвана и освещение вырубилось, я лишь ошалело таращился в черноту у себя за спиной, где безумно чиркали спички и, как свечечки молящихся за упокой, колебались слабые бесцветные огоньки зажигалок; кто-то дико щелкал тумблерами на пульте управления, кто-то матерился сквозь зубы и, судя по звукам, вскрывал коробку распределительного щита; на мгновения я увидел лицо Марка, прильнувшего к иллюминатору, – резкое, словно вырезанное из камня, – больше я никогда Марка не видел, он, конечно, погиб вместе с остальными, но гримаса, которая вдруг от подбородка до лба перекосила его, поразила меня до глубины души, я стремительно обернулся: тихий, однако явно усиливающийся свет какого-то мертвенного ртутного оттенка разгорался на пятачке, там, бесспорно, что-то происходило, но что именно, мне разглядеть не удалось, потому что в эту секунду – и, вероятно, из того же гранатомета – ударили прямо по фонарю.

Правда, сейчас я уже совершенно не уверен, что стреляли именно по мне, скорее всего, не так, иначе бы я просто не остался в живых, но в то мгновение мне показалось, что снаряд (или там – граната) разорвался прямо у меня в животе – меня ослепила вспышка, каким-то бледным, чахоточным воспоминанием запечатлелся в сознании фонарь, отваливающийся от Центрального пульта, вероятно, взрывной волной меня выбросило наружу, позже выяснилось, что у меня сломаны два ребра и вдобавок – трещина в затылочной кости; впрочем, я считаю, что еще легко отделался, а когда я, оглушенный ударом о землю, видимо сильно контуженный, с разламывающейся звенящей головой приподнялся на локтях и, мало что понимая, повел вокруг себя безумным, истерическим взглядом, то под колоколом света, будто придавившим меня к испытательному пятачку, я сразу же увидел – Его.