Изгнание дьявола из моей лучшей подруги

Тут Эбби поняла, что ее выгонят из дома Лангов навсегда за то, что она, сама того не понимая, совершила величайший из грехов – выставила мистера Ланга демократом. Эбби уже хотела признаться и отправиться в изгнание, но тут Гретхен развернулась, встала на колени на диване, опираясь обеими руками на спинку, и ответила:

– Она ведь станет первой женщиной вице-президентом в истории! Неужели ты не хочешь, чтобы я гордилась тем, что я – женщина?

– Наша семья хранит верность президенту! Дай тебе Бог, чтобы никто не увидел на машине твоей матери… это! Ты слишком мала для политики!

Он заставил Гретхен взять бритвенное лезвие и соскрести остатки стикера. Пока она это делала, Эбби стояла и смотрела, боясь, что сейчас ей влетит, но Гретхен так и не выдала подругу. В тот раз Эбби впервые видела, как она ссорится с родителями.

Затем был инцидент с Мадонной.

У Лангов о Мадонне и речи быть не могло, но, когда папа Гретхен уходил на работу, а мама – в один из девяти миллиардов своих клубов (джазовая аэробика, силовая ходьба, книжный клуб, винный клуб, кружок шитья, совместные молитвы для женщин…), Гретхен и Эбби наряжались, как Меркантильные Девушки, и пели перед зеркалом. У мамы Гретхен была целая шкатулка для крестов – она практически провоцировала девочек!

Увешавшись десятками крестов и стоя перед зеркалом в ванной Гретхен, они начесывали волосы, добиваясь пышности, повязывали большие, свободные банты, отрезали у футболок рукава, красили губы в ярко-розовый, а веки – в ярко-голубой, иногда роняя косметику на белый ковер, закрывавший весь пол, и случайно на нее наступая. Затем Эбби и Гретхен брали расческу и щипцы для завивки и подпевали в них, как в микрофон, песне «Like a Virgin», игравшей в бумбоксе персикового цвета.

Гретхен распевала «Like a vir-ir-ir-ir-gin / With your heartbeat / Next to mine…», а Эбби искала карандаш для глаз в беспорядочной груде косметики на полке. Вдруг голова Гретхен дернулась назад – это миссис Ланг оказалась между девочками, вырывая бант из волос дочери. Они так громко включили музыку, что не слышали, как она пришла домой.

– Я столько всего тебе покупаю! – кричала миссис Ланг. – И что ты делаешь?!

Кассета продолжала играть, Эбби стояла, как дура, и смотрела, как мама Гретхен гоняется за дочерью между двух постелей и бьет ее расческой. Эбби боялась, что миссис Ланг ее заметит; какой-то частью мозга она понимала, что надо прятаться, но продолжала стоять, как столб. Миссис Ланг загнала дочь в проход между двумя кроватями, и Гретхен свернулась на ковре и громко запищала. «You’re so fine, and you’re mine / I’ll be yours / Till the end of time…» – пела Мадонна, а миссис Ланг снова и снова поднимала и опускала руку, обрушая удары на ноги и плечи Гретхен.

«Make me strong / Yeah, you make me bold…» – продолжала Мадонна. Мама Гретхен подошла к бумбоксу и ударила по кнопкам. Крышка поднялась, кассета еще играла, но миссис Ланг ее выдернула, размотав повсюду магнитную ленту. Стало совершенно тихо – только скрежет катушек в бумбоксе и тяжелое дыхание миссис Ланг.

– Убери все это. Скоро твой отец придет, – сказала она и вылетела из комнаты, хлопнув дверью.

Эбби переползла через кровать и посмотрела на Гретхен, лежавшую на полу. Та даже не плакала.

– Ты как? – спросила Эбби.

Подняв голову и посмотрев на дверь, Гретхен прошептала:

– Я ее убью… Только не говори, что я это сказала, – добавила она, утерев нос и подняв глаза на Эбби.

Эбби вспомнила, как прошлым летом они прокрались в комнату родителей Гретхен и открыли ящик в прикроватном столике ее папы: там, под старым номером «Ридерз Дайджест», лежал маленький черный револьвер. Гретхен его вынула и нацелилась сначала на Эбби, потом на подушки – сначала на одной постели, потом на другой – шепча: «Пиф-паф!»

Сейчас Эбби вспомнила этот «пиф-паф» и, глядя в сухие глаза Гретхен, поняла, что перед ней происходит нечто по-настоящему опасное. Но об этом Эбби никому не рассказала, а просто помогла Гретхен убраться, позвонила маме и попросила ее забрать. Если что-то еще и произошло тем вечером после возвращения папы, Гретхен об этом никогда не говорила.

Через несколько недель все это забылось, и Ланги взяли Эбби с собой на десять дней отдыхать на Ямайку. Они с Гретхен сделали себе дреды, постоянно звеневшие при ходьбе, Эбби заработала солнечный ожог, а еще Ланги с ней каждый вечер играли в «Уно», и Эбби почти каждый раз выигрывала.

– Ты шулер! – говорил папа Гретхен. – Поверить не могу, что дочь привела в нашу семью шулера!

Эбби впервые попробовала акулу, оказавшуюся на вкус как стейк из рыбы. Они с Гретхен тогда впервые поссорились: Эбби в их комнате постоянно слушала «Eat It» Странного Эла, и в предпоследний день обнаружила, что вся кассета облита розовым лаком для ногтей.

– Прошу прощения, – ответила Гретхен, выговаривая каждое слово, будто королева, – это была случайность.

– Нет, не была! – заявила Эбби. – Ты только о себе думаешь! Я – веселая, а ты – вредная!