Изгнание из ада

— Пожалуйста, будь осторожен, ради Бога, береги себя… и береги деньги: если познакомишься с девушкой, вовсе нет нужды всюду платить за нее. Незачем хвастать и постоянно угощать ее за свой счет! В результате она тебе в жизни не подойдет, а ты только деньги растратишь!

С кривой усмешкой отец выхватил из кармана купюру, дал Виктору:

— Вот, держи! Трать себе на девушек, которые не подходят для жизни!

Летняя школа, summer school.Когда у них в школе появились ее проспекты, Виктор сразу понял: он должен туда поехать, наконец-то вырваться на свободу! Лето у освободителей!

Матери он сказал, что языковые каникулы в Оксфорде очень рекомендуют, ведь таким образом в последние каникулы перед выпуском учащиеся могут подшлифовать свой английский; отец мгновенно углядел перспективу — целых два месяца без стрессов посетительных дней; и обоим Виктор сказал, что в Оксфорд едет весь класс и он не хочет быть единственным, кто останется дома, — стало быть, все ясно.

— Раз это так важно для выпускных экзаменов… — Мама.

— Ты не должен становиться единственным исключением… — Отец.

В эту поездку из всего класса, кроме Виктора, записались только двое, в том числе Хилли.

У двери метрдотель попрощался, в своем смокинге он был сейчас похож на поникшую черную птицу с парализованными крыльями.

— Еще раз покорнейше благодарю, большое вам спасибо! Надеемся, вам все пришлось по вкусу. Позвольте в качестве небольшого подарка от заведения… — Метрдотель слишком устал, чтобы договаривать фразы до конца, просто сунул Виктору в руки бутылку красного вина и пожелал «доброй ночи».

Да, именно доброй ночи желал себе и сам Виктор. Он испытывал облегчение — оттого что все вытошнил, от ночного воздуха, оттого что признан взрослым — и был счастлив. Нельзя, чтобы все сейчас кончилось.

— Где мы ее разопьем? — спросил Виктор, помахав бутылкой, и сел в такси.

Хильдегунда на заднем сиденье вроде бы немедля прижалась к нему… увы, нет! Она просто рылась в сумке и невольно слегка прижалась к нему, когда вытаскивала сумку, торчавшую между ними как толстая защитная перегородка, и ставила ее с другого боку, безобразную сумку из черного кожзаменителя, формой похожую на пакет из супермаркета. Странно. Он ожидал увидеть сумку пошикарнее, последний крик моды. Хотя, возможно, сейчас в моде как раз такие сумки, или оригинальность в том-то и заключается, чтобы ходить со старомодной сумкой, или она, супруга учителя религии и мать пятерых детей, полностью утратила контакт со всем мирским. Он глубоко вздохнул.

— Нашла, вот он! — победоносно воскликнула Хильдегунда, вытащив толстый комбинированный швейцарский ножик, из которого… о нет! она сломала ноготь на указательном пальце. — Ничего страшного! Тут и ножнички есть! — Она извлекла из ножика штопор и улыбнулась: — Держи!

— Куда поедем? — Таксист особого нетерпения не выказывал, счетчик включен, торопиться незачем. Голос его звучал ворчливо, потому только, что звучал так всегда. Виктор и Мария смотрели вперед, на широкий бычий загривок таксиста, он, охая, повернулся, они увидели мясистое лицо и здоровенное пузо, которое он отрастил за долгие годы сидения за баранкой. Они переглянулись и тотчас поняли, что подумали об одном, у обоих возникла одна и та же ассоциация:

— Оке…

— …форд!

— Ты помнишь!

— Еще бы!

Полагаться на это нельзя, но порой все-таки возникает ощущение, будто в устройстве жизни есть некая внутренняя логика. Нож. Этот таксист. «История про плод чрева». Конец детства.

— Поезжайте! — Виктор.

— Извольте! С удовольствием! А куда? — С плохо разыгранным спокойствием таксист побарабанил толстыми пальцами по рулю.

— Вы же слышали: поезжайте! Просто поезжайте! — Хильдегунда.

— Круговой маршрут! — сказал Виктор, забирая у Хильдегунды швейцарский ножик. — Например, прямо, потом по всему Рингу, потом до пристани. Поезжайте! — Виктор воткнул штопор в пробку. — А что это за музыка? Радио?

— Нет, — ответил таксист, — кассета. Списал с компакт-диска. Софт-рок три!

— Софт-рок! — Хильдегунда посмотрела на шофера. — С ума сойти!

— Прелесть! Разве нет? — сказал Виктор. — Сделайте погромче, да, еще немного, вот так хорошо! И поезжайте, наконец! — С тихим хлопком пробка выскочила из бутылки. Шофер, пыхтя, обернулся, недоверчиво взглянул на пассажиров. Виктор бросил на сиденье рядом с таксистом тысячную купюру. — Поезжайте! Мы скажем, когда остановиться.

Машина рывком тронулась с места, и Хильдегунда как будто бы вправду прижалась к Виктору, наконец-то! Нет! Она опять рылась в сумке, искала сигареты.

Свои первые сигареты, по крайней мере для него они были первые, они выкурили сообща, ночью на лужайке в Оксфорде, у Модлин-ривер, сидели рядом, прислонясь к стволу старого-престарого дерева с огромной, как купол собора, кроной. «Пэлл-Мэлл» без фильтра, одна сигарета на двоих, которую они передавали друг другу, отчего курение чем-то напоминало раскачивание кадила.