Изгнание из Эдема

Мне посчастливилось оказаться в числе тех, кому первооткрыватель  этих артефактов, эритрейский геолог Сейфе  Берхе, фактически сам показал знаменитый риф Абдур.  Отправившись в путь вниз по довольно крутому откосу,  мы покинули прохладное орошаемое плато, окружающее  столицу Эритреи, Асмару, и вскоре достигли жаркого берега  Красного моря, оказавшись в пострадавшем от войны[151]  порту Массава, процветавшем в эпоху арабского владычества.  Сделав краткую остановку, чтобы запастись водой и  мороженым, мы направились на юг и около трех часов  ехали по не слишком ровной, пыльной и продутой всеми  ветрами дороге, тянущейся вдоль побережья. Участки причудливого  вулканического рельефа и мощные горные  складки чередовались с засушливыми аллювиальными равнинами.  Здесь нам пришлось ненадолго задержаться и поменять  колесо: мы напоролись на острый вулканический  камень.

Был конец сухого сезона, и скудные кустарники, по большей  части — акации, едва-едва зеленели. Несколько газелей,  шакал, мелькнувший вдалеке заяц, дрофа да орел — таковы были скудные остатки того обилия живности, которое  мне доводилось видеть в этих местах перед недавней  войной. Зато теперь всюду виднелись стада верблюдов  и коз, коров и курдючных пустынных овец. Кроме редких  пастухов-кочевников, единственными коренными обитателями  этой части побережья, простирающейся до Джибути,  были афары[152]. Афары, издревле селившиеся в легких хижинах  из ветвей кустарников, полностью зависели от своих  стад и каждый день добывали воду для своих внушительных  стад из колодцев, выкопанных в пересохших речных  руслах. Мы остановились на привал на краю одного из таких  высохших рукавов в дельте на ровной, как стол, песчаной  поверхности пустыни, возвышающейся на добрые 10 м  над берегом моря.

Вскоре я с удивлением заметил, что мы расположились  на том самом знаменитом рифе, где найдены слои, возраст  которых — более 125 тысяч лет. Когда, примерно 120  тысяч лет назад, климат в этих местах начал быстро ухудшаться,  уровень моря резко понизился, и риф, покрытый  всевозможными кораллами и раковинами, живописно поблескивающими  на солнце, оказался над водой, прямо у  нас под ногами. Устойчивый тектонический подъем продолжался,  в результате чего вся обширная полоса рифов  поднялась еще на 5 м, образовав утес, протянувшийся на  10 с лишним километров вдоль побережья. Этот дополнительный  выступ и защитил риф от волновой эрозии, имевшей  место при следующем подъеме уровня океана, который  наступил примерно 5500 лет тому назад.

На следующий день после приезда мы спустились по  склону утеса в сухую долину, образованную высохшим  руслом, и встретили нескольких афаров, поивших свои  стада. Чтобы защитить колодец от загрязнения, они доставали  воду из него кожаными ведрами и выливали в большой, напоминающий мутный прудик резервуар, устроенный  прямо в песке. И пока коровы, козы и овцы теснились  у края, с нетерпением ожидая своей очереди напиться из  этого импровизированного «корыта», пастухи распевали  песню, восхваляющую воду.

Сразу же после этой идиллической сцены Сейфе Берхе  показал мне раковины, возраст которых — более 125 тысяч  лет. Остатки устричной трапезы выглядели так, словно  они были оставлены не далее как вчера. Нам сразу же бросился  в глаза обсидиановый нож, торчащий посреди окаменелых  остатков раковин и как бы вмурованный в их  массу. Его форма не оставляла никаких сомнений в том,  что он был обработан, но в эти места его, видимо, принесли  древние мастера, ибо ближайшее месторождение обсидиана  находится в 20 км отсюда. Груды раковин, кости животных,  нож и прочие артефакты из обсидиана дополняли  общую картину трапезы, съеденной древними людьми, которые  жили на рифе много тысячелетий назад.