Стэфани не собиралась отпускать доктора. Это противоречило каким-то только ей известным планам, и она была настойчива, неукротима:
— Но это и есть ваша работа. Что вам еще делать, как не лечить меня?
Доктор защищался мягко, но настойчиво и даже немножко агрессивно:
— В жизни так много дел кроме лечения мнимо больных, я уверен.
— Я больна по-настоящему.
— Не заметил.
— Но вам за это хорошо заплатят. Деньги нужны всем, не отказывайтесь.
— Те небольшие деньги, к которым я привык и которые мне нужны, я зарабатываю трудом, который считаю более важным. Я привык уважать себя, свой труд.
Оттолкнув доктора, Стэфани пантерой промелькнула мимо него к двери, вернулась обратно, обошла вокруг стола, собираясь излить на голову этого человека волну нового гнева, закипавшего в ней, как лава в старом вулкане:
— Вы свинья, скотина и большевик!
— Кто?!
— Все что я сказала. Вы хотите бросить меня в минуту несчастья; вы поступаете отвратительно и бессердечно. Моя машина ушла. Денег у меня нет — я никогда не ношу их с собой.
— А вот мне и носить нечего. Машина ваша вернется, и вы сможете одолжить деньги у своего шофера. Больше ничем не могу вам помочь. Прощайте!
Остановившись у двери, Стэфани загородила проем двери собой и начала осыпать доктора бранными словами, многие из которых он не понимал. Он был интеллигентным иностранцем, хорошо знал язык, но к изучению слэнга еще не приступал. Когда он сосредоточился, то услышал следующее:
— Вы форменный бегемот, тюлень и пресмыкающееся. Вы башибузук. Я должна была догадаться раньше по вашей смехотворной феске. Снимите ее — вы находитесь в моем присутствии.
Приблизившись к доктору, Стэфани схватила феску и спрятала ее за спину.
Доктор прикрыл голову двумя руками, но на Стэфани не рассердился.
— Перестаньте шалить, больная.
— Кто?
— Это я профессионально выразился, у нас в больнице так обращаются к больным.
— Вы признали меня больной!
— Нет, нет, что вы!
— Ладно, но побудьте со мной, пока не вернется моя машина, пока не поднимется сюда мой шофер.
— Посмотрите в окно, ваша машина, очевидно, уже вернулась, я слышал гудок и шум мотора.
Стэфани и не подумала подойти к окну. Ей по каким-то ее планам было необходимо задержать доктора, и она старалась всеми своими средствами.
Врач подошел к окну, приподняв занавеску, посмотрел вниз и радостно сообщил:
— Ваша машина стоит внизу.
— Ах черт, неужели вы не можете подождать, пока он не выпьет чаю и не выкурит сигарету?
Но доктор был решительным. Он подошел к Стэфани, остановился перед ней и назидательно, как и положено врачу, сказал:
— Нет, не могу. Потрудитесь вернуть мне феску. Будьте так добры.
Опомнившись, Стэфани деликатно и осторожно водрузила феску на голову доктора, проговорив почти смущенно:
— Я только хотела посмотреть, как вы без нее выглядите. Не обижайтесь.
— Постараюсь.
Доктор повернулся к двери, но не успел сделать и одного шага, как Стэфани воскликнула самым очаровательным своим голосом:
— Послушайте! Ведь это же приключение. Неужели вы, эскулап, совершенно чужды романтики? Просто любопытства, наконец. Разве вам не интересно узнать, за что я спустила этого мерзавца и скота с лестницы?
— Нет.
— Неужели вам не хочется хотя бы раз в жизни отказаться от своих принципов, наплевать на всех больных, на их стоны и жалобы, на их омерзительные раны и провести вечер за городом с очаровательной женщиной?
— Вы имеете в виду себя?
— А разве здесь присутствует еще кто-нибудь?
Доктор хотел возмутиться умением этой женщины отвечать вопросом на вопрос и получать от тебя гораздо больше сведений, чем ты хотел бы сказать, но отделаться от нее он не мог и отвечал ей более искренне, чем было нужно.
— Женщины, — мягко сказал он, — за исключением тех, которые становятся моими пациентками, не интересуют меня.
— Вы что, интересуетесь другим полом?
— О, аллах, что позволяет себе эта дама!? Просто я очень много знаю о женщинах, как снаружи так и внутри.
— И это так мерзко? — не отставала Стэфани. — Я же прошу вас быть моим лечащим врачом.
— Но вы совершенно здоровы, как снаружи так и внутри, я надеюсь.
Стэфани кокетливо надулась, превратившись в мгновение ока в очаровательную обольстительницу, засверкала своими лучистыми, как коричневые агаты в хорошую погоду, глазами и голосом нежным, как летний ветер, почти прошептала:
— Милый лгун! Совершенно здорового человека нет, не было и не будет.
Что-то произошло, промелькнуло в глазах восточного доктора, он подошел к этому страшному, некрашеному и, очевидно, давно немытому столу и сел напротив Стэфани. В голосе его уже было меньше холодности и пренебрежения и, похоже, он начал терять сопротивляемость:
— Это правда!
— Умница.
— Я?
— Вы, вы, начали меня понимать.
— Наоборот, я перестаю понимать себя.
— И не надо.
— Как?
— Главное, чтобы вы понимали меня, и все у нас с вами будет прекрасно.
— Погодите, мадам. Я должен вас предупредить…
— Значит будет у нас будущее?
— Возможно и нет.
— Но это не вам решать.
— Хорошо, послушайте, — доктор поправил на голове свою феску, поднял глаза к небу, как будто спросил разрешения у аллаха рассказать этой женщине свою врачебную тайну: