Читаем Изгнание из рая полностью

Сам же задумал по-своему отомстить Жмаку, хотя замысел этот спрятал так глубоко, что не распознать и ему самому. Как сказал один украинский поэт: у пчел учитесь, которые очень удачно умеют применять жало. Избавиться от Жмака Вновьизбрать не мог, вот и задумал хотя бы ужалить его. И уже через день Веселоярск узнал, что сельсовет рекомендует для поездки в Грецию за козами заслуженного колхозного фуражира Петра Беззаботного!

Разговоров было! Как же: Петро Беззаботный - за кордон! Все сходились на том, что это его продвинул сын. В районе ведь, начальство там какое-то, вот и помог отцу. "Тю, - говорили другие. - Да он бы сам поехал, а не Петра туда проталкивал!" - "Сам? - пренебрежительно сплевывали скептики. - А может, тот Иван и так там спит по заграницам? А теперь захотел еще и отца, значит". - "Да он бы лучше свою мать, Вустю!" - не соглашались первые. "Вустя малограмотная и очень крикливая, - объяснили другие. - Могут быть международные осложнения из-за ее языка. А их Иван хотя и бездельник, но сообразительный".

Когда спрашивали Петра, как это он удостоился, тот только кнутом похлестывал. "А мне, считай, все равно. Ехать - так ехать!" - "И что же тебя - вызвали, или как?" - допытывались дядьки. "А куда меня вызывать? Считай, голова наш Вновьизбрать увидел меня на возе, спросил, не поеду ли я, а мне, считай, разве не все равно? Куда пошлют, туда считай, и поеду".

Товарищ Жмак не мог пустить такое важное дело на самотек. Он велел вызвать Беззаботного в сельсовет для инструктажа. Сделал это, разумеется, дядька Обелиск, который неизменно выполнял роль сельского посыльного уже лет сорок, потому что никто не хотел идти на эту весьма непрестижную и немеханизированную должность. Правда, когда Веселоярск стал образцово-показательным селом, дядьке Вновьизбрать удалось раздобыть для сельсовета мотоцикл с коляской. Теперь нужно было бы взять на эту работу комсомольца, но, вишь, мотоцикл был, комсомольца не было. Дядька Обелиск и дальше продолжал выполнять свои привычные функции старинным способом, то есть пешком, без мотоцикла.

Пока он нашел Петра Беззаботного, слово "инструктаж" вылетело у него из головы, осталось лишь какое-то жужжание, потому он и не сказал Петру ничего, а только взобрался к нему на телегу и махнул рукой в направлении сельсовета.

- Подвезти? - спросил Беззаботный.

- Давно бы уже следовало ликвидировать твой транспорт, как класс, сказал Обелиск. - Да вези уж.

Жмак долго переливал из пустого в порожнее.

- Вы понимаете, какое ответственное дело вам поручают?

- Да разве я, считай, не знаю!

- Вы должны знать, что теперь в Греции идет демократизация общества, а еще недавно господствовала диктатура черных полковников!..

- Да я, считай, вон уж сколько лет работаю фуражиром. И коней, и коров, и свиней кормил. Мне, считай, все едино: черные полковники или белые.

- Вы должны до конца осознать.

- Да я, считай, уже... Говорят, там коз забрать?

- Это козы не простые. Это валютные козы. Вы знаете, что такое валюта?

- Так у нас в селе бабка Валюта есть.

- Это не то. Валюта - это наивысшая ценность. Государственное достояние.

- Тогда, считай, не видел. Наверное, проспал...

Одним словом, заграница - это не то, что фуражиром на возе: сел, прикрикнул, дернул вожжами и поехал. Заграница - это тебе не свинячий хвост, который всегда закручивается вверх, а не вниз. Есть над чем подумать.

И все же Петро Беззаботный отправился. И не просто в путешествие, а в легенду, в миф и в эпопею.

КОЗОЭПОПЕЯ

(Интермедия)

Услышав про коз, в Веселоярск примчался Хуторянский Классик Весеннецветный. Это словно бы двойник автора, или, как говорят ученые люди, его alter ego. Автор любил показательные села, а тут вдруг такая радость: показательное село и в нем показательные козы!

Боже, как встречали в Веселоярске Хуторянского Классика! Несли орифламы* с его цитатами, цветы, плоды, разную закуску в стыдливо прикрытых рушниками корзинках. Хуторянский Классик упал на землю, обнимал ее, восклицал жарко: "Земелька родная! Приникаю к тебе грудью и коленами! Когда-то бегал тут ножками маленькими, как козьи копытца. А теперь что? Люди добрые, что теперь? Тракторищи и огромные комбайны тысячепудовой тяжестью обрушиваются на святую земельку, уничтожают, разрушают структуру почвы. А вы снова козочек, чтобы спасти землю. Спасибо вам, дорогие земляки!" И вдобавок процитировал то ли свое, то ли заимствованное, но такое уместное для него и такое абсолютно глупое по мнению веселояровцев: "О хутора, кто выпьет сон и грусть вашу давнюю?"

______________

* Орифлама - это плакат на двух палках. Слово греческое. Очень древнее и очень красивое. Его употребляли классики и неоклассики. Употребил и автор, чтобы не плестись в хвосте.

Дядьки стояли, переступая с ноги на ногу, покуривали, покашливали, украдкой посмеивались. Громко смеяться никто не посмел, ведь все-таки Классик, хотя и Хуторянский. А что человек книгодурствует лукаво, так об этом пусть уж в столице подумают.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза