Изгнание норманнов из русской истории. Выпуск 1

Подобный взгляд, глубоко проникший в научное и общественное сознание, не только мощно и упредительно нейтрализующий труды инакомыслящих, но и безапелляционно выводящий их за пределы науки, нисколько не смущал антинорманистов, в своей критике не обходивших вниманием и историографию вопроса. В 1834 г. С. М. Строев, еще будучи студентом Московского университета, в ответе О.И.Сенковскому, говорившему о сотнях славянских заимствований из германского, возразил, что в русском языке «не видать никаких следов влияния скандинавского»[188].

В 1835 г. О.М. Бодянский констатировал, что «нет народа, происхождение коего было бы удовлетворительно объяснено» и что «большинство не есть порука за справедливость мнений, и оно не чуждо погрешностей. Весь мир до Коперника верил обращению Солнца около Земли; даже и теперь простой народ, и следовательно, большая масса держится этой веры предков». После чего он сказал, что в гипотезах о происхождении Руси «мы не имели недостатка. Но главных, замечательнейших из них две: первая предложена была еще» Г.З.Байером, была продолжена Г.Ф.Миллером, Ю.Тунманном, И.Г.Штриттером, «обработана» А.Л. Шлецером, «подкрепляема» А.Х.Лербергом, И.Ф. Кругом, Х.Д. Френом и «распространена между нашими соотечественниками и вообще» Н.М. Карамзиным. «Вторая, показавшаяся только в недавнее время, одолжена началом своим» Г. Эверсу, была «принята известнейшими ориенталистами» И. С. Фатером, Й. Гаммером «и др. учеными мужами».

Говоря о первой гипотезе, историк подчеркнул следующее: «До сего времени байеристы пользовались свободно правом преимущества; ибо они имели на своей стороне давность, авторитет многих ученых, ставших без дальнего рассуждения под их знамена; в особенности этому способствовал решительный, диктаторский голос Шлецера, который все, до него и при нем возникшие системы по сему предмету, подрыл и уничтожил своими, сатирическими, едкими критиками. Но будучи основана на слепой детской вере в древность и каноническую важность наших летописей, система сия рано или поздно должна была вызвать против себя оппозицию, - что и случилось». И предрек гипотезе Эверса, основанной «на строжайшем пересмотре и оценке исторических материалов и соображений хода жизни народа с жизнью всего человечества», «хотя медленное, но прочное повсеместное господство». В противовес утверждениям норманистов, видевших вслед за Шлецером в выражении «заморе», прилагаемом в ПВЛ к родине варягов, указание исключительно только на Швецию, Бодянский заметил, что оно «слишком неопределенно: летописцы и предки наши употребляли его произвольно, так что под сим словом скорее можно разуметь: пошел или пошли в чужую, далекую сторону, будет ли она за морем или нет»[189].

В 1835 г М Т Каченовский сказал, что «никто не вправе упрекать нас в равнодушии к отечественной истории; мы писали до Шлецера (говорю о времени появления в свет его Нестора); писали и пишем после Шлецера». Отмечая его вклад в развитие русской исторической мысли, ученый подчеркнул что «Шлецер познакомил нас с низшею, как называет он, критикою, заохотил рыться в летописях, приучил не все находящееся в них принимать за события исторические; но он же утвердил нас и в некоторых заблуждениях». А в отношении господствующей тональности в разговоре о Скандинавии и скандинавов заметил, что «Скандинавия IX-го, Х-го и XI-го столетии, еще сокрытая в мгле темных преданий, служит для нас сокровищницею происшествий исторических, удивительных своими подробностями, и слывет колыбелью законодательства нашего; а поздние сказания баснописцев исландских, заимствовавших многие идеи от англов, от франков и совершенно чуждых Новгороду и Киеву, мы принимаем в ряд источников нашей истории»[190].

В 1836 г Ю И Венелин в исследовании «Скандинавомания и ее поклонники или столетния изыскания о варягах» констатировал, что Байер поднял вопрос о варягах и приискал в Швеции созвучия к именам русских князей, что слово «варяги» в летописях имеет значение собственного имени народа, а не название, как считал Байер по незнанию текста ПВЛ, рода службы, что он объявил исландского скальда Снорри Стурлусона, который все основывал на сказках, да к тому же сам их сочиняя, «из всех веков и людей самым достойным веры и самым правдоподобным». Наконец, что его статья «О варягах» носит «исключительно-патриотический» характер: ибо в ней «все жертвуется для того чтобы доказать благовоспитанность рыцарства баснословной Скандинавии», «есть попытка пояснить собственно не русскую, а шведскую древность».