Изгнание норманнов из русской истории. Выпуск 1

Сейчас эта слепота проходит, и норманизм отойдет в прошлое нашей науки. Но этот процесс не будет ни простым, ни коротким, ибо ему будет агрессивно противиться та весьма влиятельная часть российского научного мира, которая, отмечал И.Е.Забелин, одержима «немецкими мнениями о норманстве руси» и знающая «в средневековой истории одних только германцев». При этом обвиняя оппонентов во всех тяжких и, прежде всего, - а тут гадать нечего! - в «ультрапатриотизме» и национализме, да еще пугая тем власть одновременно выставляя ее пособником таких настроений) и, само собой разумеется, мировое сообщество, представляя ему антинорманистов в качестве комплексующих «великодержавных шовинистов», ненавидящих шведов, немцев и далее по списку. А уж когда им совсем станет горячо, то, можно нисколько не сомневаться, поднимут визгливую кампанию по поводу притеснения в России «научных» норманистов по национальному признаку. И этим приемом они чрезвычайно ловко пользуются уже несколько столетий. Как говорил в начале XIX в. его «родитель» А. Л. Шлецер, «русский Ломоносов был отъявленный ненавистник, даже преследователь всех нерусских». В 1876 г. В. Томсен увидел в действиях русских ученых, не согласных с норманской теорией, «национальный фанатизм» (в подобном тоне можно вести разговор о представителях любой национальной историографии, не принимающих суждения о своей истории в силу их несоответствия источникам и явной нелепости).

Такой взгляд стал нормой для российского научного сообщества, которое сохраняло и сохраняет ему непоколебимую верность в любых политических условиях: до революции, после революции, сегодня. В 1923 г. известный историк, большевик-меньшевик Н.А. Рожков, буквально возмущаясь тем фактом, что Ломоносов происходил из зажиточных крестьян и по своим политическим взглядам был сторонником самодержавия, вынес ему суровый обвинительный приговор: «Патриот в духе того времени, националист Ломоносов этой цели хотел служить и в своей «Российской истории». Именно из патриотических побуждений он отверг норманскую теорию и сделал варягов славянами» (да при этом еще отрицательно относясь к немцам, занимавшимся русской историей). В 1941 г. Н. Л. Рубинштейн убеждал, что Ломоносов «во имя национальной гордости» восстал не только против монополизации иностранцами российской исторической науки, но и против норманской теории[273].

Тема исключительно патриотической подоплеки выступления Ломоносова против норманизма и его приверженцев в той или иной форме звучала в трудах советских исследователей 50-80-х годов. Тональность этого звучания резко была усилена в наше время. Так, А.Б.Каменский и А.С.Мыльников в 1996-1997 гг. доводили до сведения читателя, что для Ломоносова норманская трактовка русской истории была неприемлема именно «как антипатриотическая» и что научную аргументацию он зачастую заменял «доводами гипертрофированного патриотизма». Тогда же Э.П. Карпеев представлял величайшего нашего гения «пламенным выразителем» «амбициозно-национальной» политики, а Т. А. Володина в 2000-2005 гг. категорично утверждала, что Ломоносов, слишком увлеченный «своим национально-патриотическим чувством», «в патриотической запальчивости... не особенно считался со средствами, доказывая величие российского народа»[274].

В 2007 г. украинский доктор исторических наук Н.Ф. Котляр в своем неприятии современных русских ученых-антинорманистов, изложенном на страницах родственного ему по духу российского издания «Средневековая Русь», дошел до приснопамятных по 1930-1950-м гг. формулировок, клеймя их как «средневековых обскурантов», «квасных» и «охотнорядческих патриотов», не способных «на какую бы то ни было научную мысль»[275] (такая ненависть к оппонентам совершенно чужда науке и может исходить только от людей, страдающих какими-то очень серьезными комплексами и расстройствами).

Эта часть наших соотечественников будет противиться достижению прогресса в варяго-русском вопросе и потому, что, как сказал А. А. Куник в 1878 г. в адрес норманской теории, «трудно искоренять исторические догмы, коль скоро они перешли по наследству от одного поколения к другому». К тому же она, привыкнув к такому упрощенному взгляду на свое прошлое, более сложную его картину просто не в силах принять, т. к. это выше ее возможностей. Наконец, она будет придерживаться норманизма еще по той причине, что его исповедует и будет, конечно, исповедовать, если процитировать Д. И. Иловайского, «большинство шведских, финских, норвежских, датских ученых».