Изгнание торжествующего зверя

Саулин. Значит, по-твоему, благоразумие в нас от провидения, и благоразумие здесь, в мире физическом, соответствует провидению там, в мире первообразов: оно дает смертным щит для разумной борьбы против напастей; оно учит нас возможно быстрым и лучшим предосторожностям там, где нам грозят и пугают нас большие утраты; оно приноравливает наши низшие силы, так что те, не изменяясь сами, приспособляют нашу душу и волю к вещам, временам и обстоятельствам. Благодаря ему для благорасположенных людей не бывает никаких неожиданностей и внезапностей: ни в чем они не сомневаются, но всего ждут, ничто не находят подозрительным, но всего берегутся, помнят о прошлом, устраивают настоящее и предвидят будущее. Теперь скажи мне, почему София следует и находится всего ближе к благоразумию и истине?

София. Как провидение и истина, София – двух родов. Одна – высшая, небесная, если можно так выразиться, сверхмирная; и она-то и есть то же самое, что провидение, все равно как свет и глаз – одно и то же: глаз – тот же свет, и свет – тот же глаз. Другая – зависимая, мирская и низшая – не есть сама истина, но подобие и участница истины; не Солнце, но Луна, Земля или какое иное светило, заимствующее свой свет от другого.

Так что эта София не по существу, а по участию: она – глаз, который воспринимает свет и освещается внешним и странствующим светом; не глаз сам по себе, но от другого; не имеет бытия в себе, но через другое.

Ибо не есть единое, сущее, истинное; но от единого, сущего, истинного; к единому, сущему, истинному; через единое, сущее, истинное; в едином, сущем, истинном; единым, сущим, истинным. Первая – невидима, невообразима и непостижима; над всем, во всем, под всем; вторая – является в образах на небе, светится в умах, сообщается в словах, воспринимается искусствами, раскрывается в беседах, запечатлевается в писаниях. Для нее тот, кто выдает себя знающим то, чего он не знает, – дерзкий софист; а кто говорит, что он не знает того, что он знает, – неблагодарен к творческому разуму, обижает истину и оскорбляет меня. А таковы все те, что ищут меня не ради меня самой или ради высшей добродетели и любви к божеству – выше всякого Юпитера и всякого неба, – а для того, чтобы продать меня за деньги, или за почести, или за какой-нибудь иной прибыток; или ищут меня не столько для того, чтобы самим знать, сколько для того, чтобы их знали; или же для клеветничества, для нападения, для того чтобы сделаться несносными цензорами и строгими блюстителями за чужим счастьем; из них же одни – жалкие люди, другие суетны, третьи – злобны и подлы.

Но благоразумны те, что ищут меня для назидания своей души; а те, что блюдут меня для назидания прочих, человечны; ищущие меня бескорыстно – любознательны; а те, что ищут меня из любви к высшей и первой истине, – мудры и, следовательно, счастливы.

Саулин. Почему это, София, не все, владеющие тобою в равной степени, бывают одинаково сердечными людьми, наоборот, бывает и так, что чем больше кто овладевает тобой, тем становится хуже?

София. Отчего, Саулин, солнце согревает не всех, кого освещает, а иногда – всего меньше тех, кого больше всего освещает?

Саулин. Я понимаю тебя, София: ты различными способами созерцаешь, постигаешь и объясняешь истину и действие той, что служит высшим основанием твоего бытия, до коей, восходя разными ступенями и по различным лестницам, все вожделеют, пытаются, стремятся и силятся достичь, которая – предмет, единственная цель и предел различных стремлений – движет всемерно различных носителей духовных способностей, направляя их к единой и простейшей истине. Но как нет того, кто мог бы до нее коснуться, так здесь внизу нет такого, кто мог бы ее совершенно понять; ибо она непостижима и дается лишь тем, в ком она пребывает сущностью, то есть только себе же самой. И вследствие того со стороны ее можно видеть только в тени, подобии, в зерцале, с поверхности и по внешности. Нет никого в этом мире, кто бы по велению промысла и усилием благоразумия подошел бы к ней ближе, чем ты, София. В то время как сама ты ведешь к ней различные секты, из коих каждая добивается истины по-своему: то удивлением, то сравнением, то изысканием, то мнением, то суждением; одни – с помощью естественной магии, другие – суеверным гаданием, то через отрицание других, то через утверждение, путем сложения, путем разложения; одни – путем определений, другие – путем доказательств, одни – принципами приобретенными, другие – божественными; Истина – всюду сущая и нигде не пребывающая – призывает их без изъятия, предлагая умственным взорам великую книгу всех вещей и сил природы и нашептывая им в уши внутреннего ума о всех родах вещей, доступных познанию, как видимых, так и невидимых.