И вдруг посреди этого туманного сияния сверкнула ослепительная молния, вспыхнуло огромное багровое зарево, сейчас же потухшее, раздался громовой удар. Грохочущее эхо, многократно отраженное дном океана и льдами на поверхности, прокатилось и заглохло. Что-то мягкое, но непреодолимо мощное толкнуло оглушенных и ослепленных людей, потащило их назад, несмотря на работу винтов. Спокойное туманное сияние, заполнившее было почти четверть подводного неба, исчезло, и перед глазами ослепших на мгновение людей опустилась тьма, еще более черная и непроницаемая, чем обычная ночь морских глубин.
— Что это? Что случилось? — спрашивал Дима.
— Катастрофа… — дрогнувшим голосом произнес майор. — Катастрофа в шахте…
— Гибель!.. Гибель поселка!.. — не своим голосом закричал Иван Павлович.
— Вперед! Вперед! Там люди гибнут… — раздалась команда майора. — Горе вам, Коновалов.
Не докончив, он выхватил из ножен кортик, одним ударом рассек веревку, связывающую Диму с аварийным ящиком, и устремился вперед на все десять десятых хода, увлекая за собой Коновалова и Диму с Плутоном. Теперь, без груза, двигаться было легче.
Вновь из тьмы, далеко-далеко впереди, начало возникать широкое туманное сияние. Первым его заметил Иван Павлович. Робко, едва слышно он прошептал:
— Поселок, кажется, живет… Живет… Живет, Дмитрий Александрович!
Последние слова он уже кричал уверенно и радостно. Но голос его вдруг смешался с каким-то гулом, непонятным шумом, сквозь которые прорывались едва различимые голоса и крики.
Тревога опять возвратилась в сердце майора и Ивана Павловича.
— Что там такое? — бормотал Иван Павлович. — Что делается в поселке?
Дима плыл позади, прижимая к себе Плутона, не имея сил собрать мысли, подумать, представить себе ясно, в какой вихрь событий он попал. Он чувствовал себя жалкой соломинкой в яростной толчее каких-то могучих волн.
Сияние вдруг как-то сразу выросло, охватило половину горизонта, сделалось ярким и сильным.
И под все шлемы ворвались звонки, уханье подводных клаксонов,[72]
зазвучали ясные, возбужденные, перебивающие друг друга голоса:— Листы подавай!..
— Цемент! Цемент сюда!
— Дорогу! Дорогу!..
Световое пятно росло и ширилось, превращаясь в светящееся желтое облако, отсветы которого ложились солнечными бликами на шлемы и скафандры мчащегося вперед отряда.
— Ура! Поселок живет! — неистово закричал Иван Павлович. — Мы слышим их!
— Осторожней, Арсеньев! — переплетаясь с голосом Ивана Павловича, ясно прозвучал чей-то тревожный голос. — Подальше! Подальше от края…
— Лавров! Лавров! — словно безумный, закричал вдруг Дима. — Сергей Петрович! Милый… родной… Это я! Это Дима! Сергей Петрович!.. Сергей Петрович!
Голос его затерялся в отчаянном многоголосом крике:
— Держи! Держи! Арсеньев! Арсеньев!
Глава сорок восьмая
Долгожданные встречи (Продолжение)
Вот что произошло в поселке после гибели Грабина.
Двери всех секторов были раскрыты, и клубы пара неслись из них, заполняя весь тоннель едва проницаемым для глаз туманом. Если бы не эскалаторы, добраться до щита было бы трудной задачей.
Кундин догнал Лаврова недалеко от входа в тоннель, и они вместе, став на движущуюся ленту эскалатора, понеслись к щиту.
— Туман стал как будто реже, Григорий Семенович, — сказал Лавров. — Вы не замечаете?
— Определенно реже, — ответил Кундин. — Еще рано утром, когда я после совещания спустился сюда, в двух шагах ничего нельзя было разобрать.
— Кажется, дело идет к концу. Могло быть хуже. Это будет для нас хорошим уроком. Какая бы ни была на пути горная порода, надо проходить ее обязательно с глубокой разведкой. Все равно, встретится ли мягкая осадочная порода или интрузивная.
— Да, Сергей Петрович… — согласился Кундин, и его голос сразу потускнел. — Это все упущение… Моя вина. И я дорого заплатил за этот урок… Человеческой жизнью заплатил…
В нарастающем гуле воды работающих вентиляторов и насосов оба замолчали.
— Где тело Грабина? — спросил через некоторое время Лавров.
— В его комнате.
— Врачи уже дали заключение?
— Да. Он умер от удара о щит во время падения с этой огромной высоты.
— Скафандр был цел?
— Да, тело совершенно не пострадало от высокой температуры.
Эскалатор то всползал на крыши галерей, то спускался с них на дно тоннеля. На встречной ленте показывались время от времени расплывчатые силуэты людей, ящиков, машин.
Сквозь туман стало понемногу пробиваться оранжевое пятно.
— Цвет лавы изменился, — заметил Лавров.
— Да, да! — встрепенулся Кундин. — Влияние холодильных машин сказывается.
— А мощность потока лавы?
— Сильно уменьшилась. Вязкость увеличилась. Выход газов почти прекратился. Внутреннее давление упало на три четверти.
— Хорошо. Думаю, ничего ужасного уже не будет, — говорил Лавров. — Вероятно, дня через два все будет ликвидировано, и мы сможем возобновить проходку. Вы слушали статью Герасимова? Перед сном я пропустил тонленту с этой статьей через аппарат. И эта авария и гибель Грабина произвели тяжелое впечатление на некоторых участников строительства.