— В Йеле и Стэнфорде меня не учили обслуживать клиентов в ресторане! — надменно бросил он.
— Я тоже заканчивала Колумбийский университет, а не курсы официантов, — возразила Габриэла. — Но когда я ушла из монастыря, у меня было всего пятьсот долларов, и мне нужно было где-то жить и что-то есть.
— А мне нужно было помогать матери, — отрезал он. — Как тебе кажется, почему я так тщательно выбираю себе место? Да потому, что ты за год не зарабатываешь столько, сколько я вынужден платить ее врачам всего за один месяц.
Как только он упомянул о своей больной матери, Габриэла сразу же осеклась. Эта тема казалась ей запретной. Разговор закончился — закончился полной победой Стива. Стараясь найти выход из положения, Габриэла написала несколько коротких рассказов в надежде пристроить их в какой-нибудь журнал, но все они были отвергнуты один за другим. В день, когда пришло последнее письмо с отказом, Габриэла снова застала Стива роющимся в ее сумочке. Когда она поднялась к себе в комнату, держа в руках распечатанный конверт, он как раз держал в руках ее недельное жалованье.
— Зачем ты взял деньги? — в ужасе спросила Габриэла. — Ведь я еще не заплатила за наши комнаты!
— Старуха может подождать, — отозвался Стив. — Она нам доверяет. А мне нужно срочно отдать один долг.
— Какой долг? Кому?! — Габриэла была близка к тому, чтобы разрыдаться. Деньги были последние, и взять их больше было неоткуда. — Что мы будем есть? — спросила она в отчаянии. Стив стал необыкновенно мрачен и холоден. Должно быть, объяснила она себе, он не хочет показаться несостоятельным перед людьми, которым должен.
Габриэла попробовала выяснить, у кого Стив занял деньги и нельзя ли попросить этого человека немножечко подождать, но он не сказал ей ничего определенного.
— Это очень серьезные люди, и они не станут ждать, — вот и все.
— Да какие люди?! — воскликнула в конце концов Габриэла, теряя терпение. Насколько ей было известно, в Нью-Йорке Стив не знал ни одного человека. С другой стороны, ему так часто звонили, что даже мадам Босличкова иногда жаловалась, что чувствует себя уже не хозяйкой пансиона, а дежурной телефонисткой. Количество писем, которые приходили на его имя, также не уменьшалось, и Габриэла вдруг поймала себя на мысли, что почти ничего не знает об этом человеке.
— Я до смерти устал от этих дурацких вопросов. Оставь меня в покое! — взъярился Стив. С этими словами он, громко хлопнув дверью, выбежал из ее комнаты, не забыв предварительно опустить в карман большую половину найденных денег.
Когда его шаги затихли, Габриэла опустилась на кровать и заплакала, держа в руках развороченную сумочку. Ей хотелось догнать Стива и попросить у него прощения, но она знала, что это бесполезно — скорее всего Стив пошел не к себе, а куда-то в другое место. Куда он ходил, она не знала. Стив часто где-то пропадал, но никогда не говорил ей, где он был и что делал. Несмотря на это, Габриэла чувствовала себя виноватой в этих его исчезновениях, и, сколько бы она ни твердила себе, что она тут ни при чем, справиться с этим ощущением ей никак не удавалось. Эту роль — роль вечного козла отпущения, который виноват во всем, что бы ни случилось, — она усвоила с детства. Оправдать Стива ей не составляло никакого труда. Для этого ей достаточно было просто вспомнить, что у него больная мать, что он уже восемь месяцев без толку мыкается в Нью-Йорке. Конечно, бесплодные поиски работы сделали его раздражительным и нервным.
Изредка — смущаясь и чувствуя, что предает Стива — она говорила об этом с профессором Томасом, и старик старался утешить ее, советуя запастись терпением.
— Не может быть, чтобы он долго ходил без работы! — говорил профессор Томас. — Если бы такой парень пришел ко мне, я бы нанял его так быстро, что он не успел бы оглянуться. Вот увидишь, какой-нибудь компьютерный магнат именно так и поступит!
Габриэле было приятно слышать такие слова. О прочих странностях Стива она не упоминала, не желая волновать профессора. В последние месяцы он сильно сдал и теперь выглядел даже старше своих лет. Мадам Босличкова тоже очень постарела, а у миссис Розенштейн весной обнаружили рак, так что у всех были свои заботы, по сравнению с которыми неприятности Габриэлы казались сущей ерундой.