Изгнанник

Увидев недовольное лицо своей жены, он сделал усилие над собой, чтобы сдержать гнев:

— Все это, право, смешно, Агнес! Хотите вы спрятать саблю в ножны — да или нет? Хотите ли оказать мне хоть немного доверия, которое я всегда питал к вам?

— А если я не захочу?

— В таком случае вы будете все-таки вынуждены терпеть мое присутствие. Тринадцать Ветров — мой дом! Я хочу туда вернуться. В письме я просил у вас прощения, но не позволения. От вас зависит, будем ли мы жить там как супруги, почитающие друг друга. И отныне я буду верен вам так же, как и вы мне… Вам решать!

Яркий румянец медленно покрыл щеки Агнес. Под повелительным взглядом своего супруга, отведя глаза, трясущимися губами она пролепетала:

— Возвращайтесь, когда хотите!.. Вы будете желанны!..

Сказав это, Агнес неожиданно разрыдалась и выбежала из комнаты, чуть не сбив с ног Пьера Аннеброна, который, не в силах дольше противиться любопытству, собирался как раз постучать в дверь. Он хотел пойти вслед за ней, но она уже вскочила в свою коляску, едва только Потантен успел опустить ей ступеньку. Именно он и услышал ее последние слова:

— Завтра принесете мне распоряжения от своего хозяина, Потантен! А в четверг я пришлю карету, чтобы забрать его отсюда…

Сказать, что данное слово ничего не стоило Гийому, — значит допустить серьезную ошибку. Может быть, он никогда так сильно не любил Мари-Дус, как в тот момент, когда отказывался от нее. Но прошло уже то время, когда он мог позволить себе не слушать никого, кроме своей эгоистической страсти. Всю оставшуюся в нем энергию и силы он должен был сосредоточить теперь на тех трех существах, из которых состояла его семья, а также на милом доме, построенном для них. Этот дом был похож на плывущий корабль, сопротивляющийся черным тучам и суровым ветрам в грозную непогоду, а он, его капитан, должен быть на капитанском мостике, даже если до конца своих дней ему придется страдать и сожалеть о любви, которая больше не имеет права на существование.

Похороны ее были мучительны! Тем не менее печаль его рассеялась, когда карета, на которой он возвращался, остановилась у парадного крыльца Тринадцати Ветров и он услыхал детский возглас:

— Папа!.. Мой папа!

Перепрыгивая через ступеньки, малышка Элизабет — нежный комочек из белого шелка и пышных локонов — ринулась в приоткрывшуюся дверцу кареты и бросилась к Гийому, которого еще не успели опустить на носилки. Она обняла его голову своими ручками и прижалась к его лицу своим личиком, мокрым, как цветок от росы:

— Мой дорогой папа!.. Я прекрасно знала, что ты обязательно к нам вернешься!.. Теперь мы будем так счастливы!

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ РЕБЕНОК, ПРИШЕДШИЙ ИЗДАЛЕКА с конца 1791 по 1794

Глава X ТАЙНЫЕ МЫСЛИ ЖОЗЕФА ЭНГУЛЯ

Для Тринадцати Ветров наконец наступили времена, когда вернулся хозяин, правда, искалеченный. Вопреки стараниям Потантена, Клеманс, Доге и других, которые честно старались выполнять свои обязанности, чувствовалось отсутствие единой власти, которая объединяла их всех. Агнес, охваченная безумной ревностью, и особенно под влиянием Адель, совершенно не заботилась о доме, более того, отдав бразды правления своей новоявленной фаворитке, она как бы позволила распространить повсюду атмосферу недовольства и раздражения. К тому же лишенная веселья, буйных игр и радостных забав Элизабет, эта атмосфера в доме медленно сгущалась и, наконец, стала просто невыносимой.

Устроившись в своей библиотеке, где ему, по его просьбе, поставили кровать, Гийом, первые два дня особенно серьезно ничем не занимаясь, заново привыкал к дому, ощущая постоянно его очарование. Он вновь знакомился с предметами, обстановкой, украшениями, привычками, людьми, наконец, которых он раньше любил, вдыхал полной грудью свежий воздух, наполнявший комнату через раскрытые окна из сада и приносивший аромат цветущих ирисов, лилий, роз и боярышника. Но те запахи, которые своим происхождением были обязаны конюшне, в эти первые дни он старался не замечать. Воспоминания об Али, прекрасном жеребце эбеновой масти, которого он так сильно любил, о его друге, погибшем по ошибке проклятого браконьера, пока еще были для него слишком мучительны. Только много позже он смог рассказать обо всем случившемся Доге и другим конюхам. Но пока один только вид решетчатых дубовых перегородок, отделяющих стойло каждого из прекрасных обитателей конюшни, вызывало тоску в его сердце. К тому же Гийом не хотел думать о прошлом. Впереди было много работы, ведь нужно было взять на себя, как и прежде, управление делами на ферме, которые за долгие месяцы безвластия пришли в упадок…