Изгнанник

Эти две горькие слезы человека, который всегда умел держать себя в руках и придирчиво относился к своему внешнему виду, свидетельствовали о том, что он теряет контроль над собой. Именно это и потрясло мудрую и проницательную старушку. Она отложила в сторону свое вязанье, приблизилась к гостю и бережно взяла его за руки:

— Становится прохладно. Выпейте… А потом расскажите мне все.

Потантен со вздохом выпил одним глотком напиток с добавленной яблочной водкой, чтобы восстановить свои силы и придать себе мужества. Он в самом деле почувствовал себя лучше, и не только под действием напитка, но и под дружеским и внимательным взглядом собеседницы.

— В сущности, — вздохнула мадемуазель Леусуа, когда он допил последние капли, — вы, наверное, ничего особенного мне и не скажете: как всегда — ничего?

— Ничего! Она больше его не видела, она не получила от него ни единого послания… Это приводит в ужас! Мой Гийом исчез в ту страшную ночь так, будто он провалился сквозь землю. Вот уже несколько недель я обыскиваю каждый уголок в этой стране отсюда и до Порт-Бай, но не обнаружил ни единого следа. Никто не видел его даже мельком. Тем не менее раньше, куда бы он ни поехал, всегда находился кто-нибудь, кто замечал его рыжую шевелюру и его чистокровного жеребца черной масти…

— Да, да, это так. Я с вами согласна, тут есть какая-то тайна… Если я правильно полагаю, вы уже в третий раз ездили в Овеньер…

— Да, и каждый раз с тем же результатом: леди Тримэйн знает не больше нашего..

— Ну а как она на это реагирует?

— Лучше, чем можно было ожидать. Она и не думает терять надежду. Представьте себе, она хранит к нему такую любовь и такую верность! Мне кажется, она бы не поверила, даже если бы ей показали его мертвым…

— Не говорите так! Это такие слова, которые я и слышать не хочу… Но как вам кажется, не лучше ей было бы сейчас вернуться в Англию? Теперь такие времена, что многие настроены против иностранцев…

— Это как раз то, что я пытался ей внушить, но она и слышать об этом не хочет. Она не уедет, пока не будет точно знать, что случилось с Гийомом. Если хотите знать мое мнение, то это что-то вроде безумия. Она как будто насмехается над тем, что может с нею произойти…

— Как вы думаете, удастся ли ей избежать опасности? Это место вроде такое отдаленное и уединенное…

— В общем, да, но Жиль Перье мне рассказывал об одном человеке, которого он встречал иногда недалеко от дома. Речь идет о неком Жермене Кэнтале. Может быть, он контрабандист, может, нет, но репутация у него сомнительная. Когда приезжала Китти, молоденькая камеристка, он ее сопровождал, а теперь он все пытается ухаживать за ней. Тем не менее, Перье озабочен тем, что скорее всего не юная англичанка интересует его, а именно сама леди Мари, он никогда не упускает возможности приблизиться к ней…

— Хм! Мне это совсем не нравится!.. Хорошо хоть, что этот Перье солидный человек, к тому же он отличный охотник, и у него есть собаки. Должна быть, он сумеет дать отпор, если понадобится. А весной я съезжу туда сама и попробую убедить бедную женщину. Впрочем, я мало на это надеюсь, — добавила старая дева, вновь берясь за вязание, — но по крайней мере я выполню свой долг…

Вновь наступила тишина, тяжелая, давящая, несмотря на мирное потрескивание дров в камине и слышимые уже издалека раскаты грома. Чуткое ухо могло бы услышать полные тревоги удары двух старых сердец, объединенных общим несчастьем. Мадемуазель Леусуа пробормотала себе под нос:

— Как странно! Можно сказать, что с тех пор, как его нет среди нас, во всей округе жизнь словно замерла… Ну а как там?

— Вы хотите сказать, в Тринадцати Ветрах? Я бы у вас хотел спросить об этом. Вот уже больше недели, как я уехал оттуда…

— Совершенно очевидно, что вы не страдаете ревматизмом. А у меня вот вся поясница обложена листьями зеленой капусты, раздавленными в овечьем жире. В плохую погоду я не могу без этого обойтись! Даже Сэнфуэ, мой ослик, ни за что бы в такую погоду не поплелся в такую даль. Да и с какой стати? Я полагаю, там мало что изменилось…

— Хотя бы ради малышки, — еле слышно упрекнул Потантен, — она так несчастна.

Новая слеза выкатилась из-под ресниц старого мажордома при воспоминании о детском личике четырехлетней девчушки, которая никогда больше не смеялась, даже разучилась улыбаться, и если в спрашивала о чем-либо, так только о том, когда вернется ее отец.

Со времени отъезда Гийома малышка Элизабет, став удивительно спокойной, целыми днями слонялась по дому из угла в угол. Особенно в первые дни, пока не придумали официальную версию: Тремэн был вызван ночью в Гранвиль по срочному делу. Так было не один раз, и не было никаких оснований беспокоиться и думать, что он вскоре не появится. Но обычно Агнес сама объявляла об отъезде своего супруга, а в тот день это сделал Потантен: у мадам Тремэн случился внезапный приступ лихорадки мистического происхождения, и тем более было странно, что никто не побеспокоился послать за доктором Аннеброном. Агнес все время находилась в своей комнате, куда только Лизетте было позволено входить.