Изгнанник

— Во всяком случае, хотя он и не согласится, но, может быть, вам удастся смягчить эту боль, которую он носит в себе, — сказала она, обращая к раненому задумчивый взгляд.

— Вы его любите?

— Да. Как брата, каким он стал для меня после смерти моего отца.

Сирота по матери почти с самого дня рождения — родильная горячка свела в могилу Мари Юло, — дочь забойщика в песчаном карьере, она осталась совсем одна три года тому назад в маленьком домишке, стоящем на отшибе недалеко от карьера, поскольку ее отец, давно страдающий болотной лихорадкой, как и многие другие жители этой местности, изнемог от кашля, который был вызван тем, что его легкие были проедены силикозом. Карьер был давно заброшен, и не у кого было попросить помощи. На кладбище его несли еще более несчастные, чем он. Николя взял на себя заботы о сироте. В своей обычной суровой манере, угрюмо и без лишней деликатности. Но в нем она нашла защитника, который способен обратить в бегство злых обидчиков, этих парней, которые всегда готовы схватить за юбку молоденькую девушку, оставшуюся без опеки.

— Итак, — напомнил Тремэн, — вы скажете мне его имя? Или, может быть, тут дело в том, что он скрывается подобно знаменитому разбойнику или беглому принцу? — добавил он с улыбкой, которая бросила девушку в дрожь.

Но, овладев собой, она тоже улыбнулась:

— О, нет! Если бы Николя был разбойник, он объявил бы свое имя всему свету, вместо того чтобы его скрывать. Что касается принца, то я просто не представляю, откуда он мог здесь взяться. Николя носит фамилию своей матери — Потэн. Или должен ее носить, хотя он этого не хочет, так как тот, кого он считает своим отцом, муж его матери, не захотел его признать.

— Почему?

— Потому что он им не был, разумеется. Он плавал по далеким морям больше двух лет, и в тот день, когда вернулся к себе домой в Сен-Васт, увидел рядом с кроватью своей жены колыбельку. В ней лежал малыш, которому от роду было несколько дней. Моряк оставил ей денег, а потом ушел, чтобы расправиться с обольстителем — одним солдатом из военных укреплений в Огю.

Быстрым движением Гийом положил свою руку на руку девушки.

— Остановитесь, — сказал он вдруг изменившимся голосом, — мне кажется, я могу продолжить эту историю… Моряк не добрался до стен бастиона, потому что на дороге он нашел тяжело раненного ребенка. Он взял его, принес к доктору, а потом увез с собой в Индию. Этим ребенком был я. Моряка звали Жан Валет, и я его очень любил…

О! Горячая волна воспоминаний поднялась в памяти Гийома. Все так отчетливо и ясно предстало пред глазами, как будто это было вчера, а не тридцать лет тому назад.

— Он был вам отцом, — раздался суровый голос Николя, который вошел, никем не замеченный. — А меня он выкинул и не захотел признать, приговорил к нищете, к тому, чтобы всю жизнь ходить с клеймом «незаконнорожденный». Но ведь я ни в чем не виноват! Я не просил, чтобы меня родили! Если бы он любил мою мать…

— Он любил ее, могу вас уверить. Однажды он мне сказал, какое огромное счастье он испытывал, когда корабль подходил к Сен-Васту. Он вез ей подарки. Только…

— Только подарок, который она ему приготовила, не пришелся ему по вкусу, — издевался Николя. — Поэтому он все и выбросил!

— Я не это хотел сказать: он был цельный человек, упрямый и гордый. Он не умел прощать. Если бы тогда он не нашел меня на дороге, он отыскал бы того солдата, он бы убил его без колебаний, без тени угрызений совести. И то, что последовало бы за этим, не вызывает сомнений: если бы ему удалось избежать мести других солдат, тогда был бы суд, потом виселица или каторга! В любом случае, я не думаю, что он стал бы вашим отцом.

— Легко так говорить теперь. Но я уверен, он не слишком любил мою мать, иначе не стал бы никого убивать и остался бы с нею, а потом, кто знает, он бы и ко мне привязался! К вам-то он привязался, хотя вы для него — никто!

— Возможно, вы и правы, так могло бы быть лишь в том случае, если бы Жан Валет был другим. Но я не понимаю, почему вы требуете этого от него, а не от вашей матери? Ведь не он не сумел дождаться, ведь не он оказался неверным…

Дикарь сжал кулаки и прохрипел:

— Я запрещаю вам говорить плохо о моей матери! Она была молода… а лицо ее было прекрасно, как божественный лик. Таких женщин, как она, не оставляют в одиночестве…

Гийом понял, что он попусту тратит время. Стену, которая была между ними, невозможно было разрушить. Для Николя все объяснялось просто: Жан Валет должен был принять его как родного сына, а Гийом, завладев его сердцем, оказался просто вором. Значит, и врагом! Тем не менее он позволил себе удовольствие жестко заметить:

— Вас послушать, так выходит, что моряки должны жениться только на дурнушках. Однако в этих краях полно жен и молодых, и привлекательных, которые подолгу ждут своих мужей, будь он моряк, или солдат, или любой другой…

— Ну и хорошо. Но я знаю только одно: он сделал из вас богатого человека, а я живу в нищете!

— И за это вы меня ненавидите! А между прочим, когда я вернулся сюда, то долгое время пытался разузнать, что стало с его женой и… с ребенком!