Изгнанник

Опершись на руку Клеманс, Агнес тяжело поднималась по лестнице, как вдруг сверху, рискуя сломать себе шею, прямо на них обрушилась Адель, переполненная рвением выразить свое сочувствие бедной женщине:

— Моя дорогая кузина! Боже, в каком вы состоянии!.. Простите, что опоздала, но я молилась и поэтому не услышала шум коляски… Мадам Белек, дайте я сама помогу бедняжке! Идите, я ею займусь…

Слова слетали с ее губ, она вилась вокруг, как угорь на траве. Раздраженная ее появлением, Клеманс открыла было рот, чтобы отослать ее подальше, но вдруг Агнес произнесла:

— Не оставляйте меня, Клеманс! Мне нужна именно ваша помощь. Что же касается вас, Адель, то вы можете идти собирать свой багаж!..

— Кузина! — воскликнула та. — Не хотите ли вы сказать…

— Не прерывайте меня!.. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что говорю, и надеюсь, что завтра, как только настанет день, вы покинете этот дом, где, кроме зла, вы не сделали ничего. Можете возвращаться к себе! Потантен отвезет вас на тележке!

— Агнес!.. Умоляю вас! Вы не можете меня вот так вышвырнуть!.. Вы забываете, что я вас люблю, что я всегда была рядом с вами и что…

— Рядом со мною раньше был мой супруг, но вы сделали все, чтобы его рядом со мной не стало. Ни его, ни кого-нибудь другого!.. Моя дочь, хотя она еще совсем маленькая, она вас ненавидит. Да я совершенно уверена, что в этом доме нет никого, кто бы вас любил. Мне бы давно нужно было догадаться, что в этом есть умысел… Как я могла столько времени быть слепой?.. Итак, убирайтесь… Я больше видеть вас не хочу!

— Вам будет плохо, мадам! Пойдемте отсюда! — озабочено сказала Клеманс, в сердце которой ангелы в эту минуту пели «Аллилуйя». Они прошли мимо мадемуазель Адель, неподвижно застывшей на ступеньке лестницы, которая, понимая, что ее восхождение закончилось, была готова взорваться омерзительным выражением ненависти. По крайней мере она твердо намеревалась оставить за собой последнее слово и дрожащим от злобы голосом проскрипела:

— Я уйду, но настанет день, когда я вернусь! И в этот день, Агнес, ты будешь плакать кровавыми слезами. С огромным удовольствием я буду их считать…

Снизу раздался невозмутимый голос Потантена:

— Ладно, мы будем вдвоем их считать… А теперь я могу посоветовать вам поторопиться! Коляска будет готова через двадцать минут, и я почту за счастье проводить вас сам…

— Она же сказала: завтра! — завопила Адель в приступе ярости.

— Я не вижу никакого повода задерживать вас так долго, — по-прежнему спокойно настаивал мажордом. — Бог знает, чего вы еще надумаете!

— Я не поеду! Я запрусь у себя!

— Мне всегда очень неприятно, если приходится что-нибудь портить. Тем не менее я полагаю, что мадам Тремэн не будет возражать, если мы, Огюст, Виктор и я, взломаем вашу дверь… Хочу вам напомнить, что я дал вам на сборы двадцать минут, а вы попусту тратите время, — добавил он, доставая свои часы.

Адель поняла, что проиграла. По крайней мере эту партию. Впрочем, решила она, в доме Ридовиль, который сейчас, видимо, пребывает в бестолковых сопереживаниях Тремэну, у нее будут развязаны руки, чтобы плести новые интриги. Да к тому же в Тринадцати Ветрах все подчинено воле оскорбленной и покинутой женщины, и поэтому в ближайшие времена здесь, вероятнее всего, воцарится скука. Да и ей самой пора сбросить маску сердечной и ласковой кузины, под которой она начала уже задыхаться…

В ее дорожной сумке нашлось место и для многих предметов, составлявших часть интерьера комнаты, где она гостила, и среди них маленький подсвечник и две севрские статуэтки. Адель подумала, что было бы неплохо повидаться со своим братом-близнецом в Валони и возобновить отношения со старым приятелем Бюто, человеком весьма энергичным и деловым, особенно если речь шла о делах дурных. Именно поэтому она весело и с легким сердцем вышла из комнаты, но перед этим, не удержавшись и в счет возмещения морального ущерба, Адель продырявила острыми ножницами подушки, матрас, сиденье стульев и разбила стоявшие на камине изящные хрупкие вещицы, не поместившиеся в ее сумке. Чтобы никто не мог ими любоваться после нее!

Выйдя на крыльцо, она еще раз испытала удовлетворение, увидев кабриолет вместо обещанной тележки, ни на секунду не усомнившись в своих достоинствах, тогда как просто-напросто кабриолет в отличие от тележки имел козырек, благодаря которому Потантен берег от дождя свой ревматизм. Залезая в коляску, Адель старалась надменно держать голову, к единственной радости тех, кто вышел на крыльцо посмотреть спектакль: конюх, Виктор и Лизетта. Она укатила, как оскорбленная королева.