Изгнанник

Алек сидел на ступенях и хмуро смотрел на собственные руки. Разбойный промысел его не украсил – пальцы недавнего инквизитора стали грубыми и мосластыми. Руки охотника на людей, подумал Шани, и этот охотник пришел за мной.

– Привет, – сказал он и сел на ступени рядом. Камень, напитанный солнцем, оказался приятно теплым.

– Привет, – откликнулся Алек и спросил без перехода: – Это правда?

– Что именно?

– Что ты убил Софью.

Шани кивнул.

– Да. Вчера днем.

Алек шмыгнул носом и сокрушенно покачал головой. Поднес руку к глазам. Опустил. Недавний охотник на людей превращался в испуганного уставшего мальчишку – да он и был мальчишкой, точно так же изуродованным обстоятельствами непреодолимой силы. Шани ощутил пронзительную, острую жалость.

Весной, по распределению, парню выпала спокойная бумажная работа – ведение запольских архивов инквизиции. Алеку никогда бы не пришлось зверски убивать семерых человек за две седмицы, равно как и Шани не должен был отправлять его на обучение к жестоким и безжалостным профессиональным убийцам, вот только обстоятельства оказались сильнее их обоих. Намного сильнее.

Глупости, подумал вдруг Шани. Это не обстоятельства виноваты в том, что мы с ним стали законченными подлецами. Не Господь Бог в небе, не дьявол под землей, не злобный отцеубийца на троне, не те, кто выполнял его приказы. Мы сами погасили в себе свет – это оказалось проще, чем развеять тьму. Никто, кроме нас, не виноват.

Он не сразу понял, почему лицо обдало ветром и что это стукнуло в дверь в двух пальцах от его виска. Обернувшись, Шани увидел боевой кинжал, торчащий в дверном косяке чуть ли не до рукояти. Алек бросил его навскидку, не целясь, – легко и небрежно, просто рукой махнул.

Шани отчего-то подумал, что камердинер будет ругаться. Дескать, благородному джентльмену не следует водить дружбу с бандитами, которые портят чужие двери.

Ему стало смешно. Протянув руку, он с усилием вытянул кинжал и вернул Алеку. Тот принял оружие, и было видно, что парень искренне удивлен. Скорее всего, он ожидал, что бывший наставник вонзит злополучный кинжал ему в спину.

– Ты ничем не лучше их, – с горечью произнес Алек, глядя Шани в глаза. Это был тяжелый обреченный взгляд – с таким суют голову в петлю. – Ты такой же, как Луш, как все его холуи. Никакой разницы. Абсолютно никакой. А я, дурак, верил…

Он всхлипнул и опустил голову на ладони. Шани помедлил и погладил его по растрепанным волосам. Наверно, так старший брат мог бы утешить младшего. Алек дернул головой и плечами, отстраняясь от руки бывшего наставника, и разрыдался еще горше – как ребенок, который боится темноты в комнате, пока не зная, что мрак его собственной души еще страшнее, чем все ужасы беззвездной ночи.

– Ты торопишься? – спросил Шани.

Алек пожал плечами.

– Нет. Куда мне спешить, – ответил он с по-детски искренней злостью. – Все, некуда спешить. Свое отбегал.

– «Ямщик, не гони лошадей, – пропел Шани по-русски. Алек посмотрел на него как на умалишенного. – Мне некуда больше спешить. Мне некого больше любить… Ямщик, не гони лошадей», – и добавил уже на аальхарнском: – Подожди здесь, я сейчас.

Отчего-то ему стало весело.

Поднявшись со ступеней, Шани заглянул в дом и подхватил с пола в коридоре маленький кожаный саквояж. Подумал – и все-таки взял плащ. Кто его знает, какой будет ночь.

* * *

«Тем не менее, Ваше величество, знайте: я останусь Вашим главным и искренним врагом, который, несмотря на свершенное отмщение, будет ненавидеть Вас всей душой и приветствовать любое Ваше горе. Внешне я буду Вашим другом. Не сомневайтесь, что я поддержу любое Ваше начинание. Стране нужен мир, а не наши свары. Хорошо, если Вы тоже это понимаете».

Улица, ведущая к причалу Лудильщиков, была тиха и безлюдна. Шани совершенно точно знал, что в радиусе двух лиг нет никого, кроме него и Алека. Теплый ветер шуршал опавшей рыжей листвой, перегоняя ее по выщербленному булыжнику мостовой, над домами висел туманный ломтик дыни – молодой месяц, и первые, самые крупные звезды гроздьями вызревали в густой синеве вечернего неба. Шани смотрел на проступающую цепочку созвездий и думал о том, что где-то там, на другом конце Вселенной, находится его дом. Пусть отсюда не видно родного Солнца, но тем не менее Шани знал, что оно есть. Пока ему хватало этого знания.

– Мы не видим ни любви, ни совести нашими обычными человеческими глазами, – задумчиво произнес Шани, – но это не значит, что их не существует.

Алек, шагавший рядом, посмотрел на него, словно на полоумного. Уже в который раз за вечер.

– О чем это ты? – спросил он.

Шани не слишком нравилась его новая привычка запросто тыкать наставнику, но он решил ничего не говорить по этому поводу.