– Бегом в архив, потом в инквизицию. Туда привезли Круг Заступника, я буду проводить осмотр. Думаю, тебе будет полезно поучаствовать.
Хельга коротко тряхнула головой, словно паж владыческого корпуса.
– Повинуюсь, ваша неусыпность, – она поднялась на цыпочки, и горячий шепот обжег щеку Шани: – Я тебя очень люблю.
– Я тебя тоже, – так же тихо сказал Шани.
Хельга отошла в сторону, он сел в карету и постучал в стену, приказывая кучеру трогаться. Тот переливисто свистнул, огрел лошадей вожжами, и карета двинулась вперед. Хельга некоторое время смотрела ей вслед, а потом быстрым шагом направилась в сторону центрального архива и растворилась в праздничной толпе.
Если на улице то и дело хлопали фейерверки и раздавались разудалые веселые песни, то во Дворце инквизиции царила сосредоточенная тишина, словно никому здесь и дела не было до народных гуляний снаружи, и серьезные братья-инквизиторы не собирались разделять с горожанами их восторг. Шани прошел по основному коридору, быстро заглянул в пыточную, где Коваш вдумчиво и старательно работал с упорствующей злонамеренной еретичкой, и, убедившись, что его присутствие нигде не требуется, отправился в особый зал, куда несколько часов назад доставили Круг Заступника. Надо же, все считали его мифом, а сулифатские шейхи перепугались так, что взяли и где-то раздобыли. Пожалуй, стоит почаще у них что-нибудь искать из несуществующего, подумал Шани и, толкнув тяжелую, окованную освященным железом дверь, вошел внутрь.
В центре зала стояло огромное пыточное колесо, на первый взгляд действительно старинная вещь. Возле него уже расположились несколько младших коллег Шани, которые с задумчивой сосредоточенностью обмеряли колесо медными линейками и вносили результаты измерений в отчетные листы. Отвратительная казнь, подумал Шани, подходя вплотную, просто отвратительная. И кто ее придумал-то, хотелось бы знать… Сначала палач ударами тяжелого железного прута переломает ноги, затем руки – так было и с Заступником, если верить Писанию. Тот прут, кстати сказать, хранился в монастыре Кивуш и имел славу чудотворного. Потом несчастного Бога положили на это колесо, вбив в запястья гвозди, чтоб казнимый не упал, а колесо установили на шест, и Заступник долго, почти сутки, пролежал на нем, безразлично глядя в низкое аальхарнское небо и медленно умирая от боли и обезвоживания. Святой сотник Лонхен, помнится, отогнал ворон, которые вознамерились расклевать тело и глаза казнимого, за что Заступник пообещал: после же будешь со мной на Небесах.
– Предварительные результаты? – осведомился Шани.
Один из инквизиторов выпрямился и доложил:
– Колесу минимум восемьсот лет, ваша неусыпность. После вознесения Заступника подобной казни подвергались недолго.
– Ее после Всеобщего собора отменили как неподобающую еретикам и грешникам, – подал голос второй его коллега. – Как раз восемьсот лет прошло.
Шани протянул руку и дотронулся до черного твердого дерева, пытаясь понять собственные ощущения. Орудие омерзительной, позорной казни превратилось в символ веры – и если это действительно был тот самый круг, то Шани сейчас прикасался к чему-то имевшему подлинную силу и подлинную власть и бывшему выше силы и сильнее власти. Оно было… Шани не знал, как это описать, но найденное колесо казалось сейчас смыслом и сутью вещей. Шани дотронулся до заржавленного грязного обода колеса, и реликвия откликнулась: его словно ударил легкий разряд тока, и на какое-то мгновение он увидел и понял весь мир, в котором его ждали боль и смерть – и ничего кроме. Это было страшное, призрачное ощущение прикосновения к чему-то, что он не мог объяснить, несмотря на все знания этого мира и всю науку недостижимой Земли.
Инквизиторы смотрели на него с настоящим, нескрываемым ужасом. Шани покачнулся, но на ногах устоял.
– Ваша неусыпность, – окликнул его один из них. – Ваша неусыпность, что с вами?
Видимо, Шани в самом деле сильно изменился в лице, если эти крепкие мужчины, повидавшие всякого по долгу службы, сейчас настолько испуганы. Он провел ладонями по щекам и негромко, но отчетливо произнес:
– Ничего, братья, ничего. Вы осмотрели крепления?
Инквизиторы подошли к колесу и некоторое время изучали тяжелые винты, которыми обод крепился к дереву, сначала соскребая, оттирая и вычищая въевшуюся грязь, а затем делая замеры. Шани внимательно наблюдал за ними – похоже, прикосновения к колесу никак на них не влияли. Во всяком случае, ни один из его коллег не подал виду, что с ним происходит что-то необычное.
Может, и ему просто показалось?
– Крестовой винт, – наконец, заключили инквизиторы. – Такой тип был в ходу при языческих государях, то есть примерно сто лет после казни Заступника. Потом стали использовать плоские винты.