Изгнанник

Таков был человек, которого ожидали увидеть Лакамба и Бабалачи в ту ночь, когда Виллемс вернулся к Аиссе. Бабалачи, все эти три дня мучившийся страхом, не зашел ли он слишком далеко в своей затее, теперь не сомневался в Виллемсе и с легким сердцем распоряжался во дворе приготовлениями к приезду Абдуллы. Между домом и рекой был сооружен высокий костер, который собирались зажечь в момент прибытия Абдуллы. Решили, что торжественный прием будет происходить под открытым небом. На берегу, по обе стороны пристани, ярко горели два небольших костра, и между ними взад и вперед ходил Бабалачи, прислушиваясь к звукам, долетавшим до него из темноты. Ночь была светлая, но после весеннего бриза в воздухе клубился туман, который, сгущаясь над сверкающей поверхностью Пантэя, скрывал середину реки.

Крик в тумане, затем другой, и не успел Бабалачи ответить, как две маленьких лодочки стремительно понеслись к пристани и два видных обитателя Самбира, Дауд Сахамин и Хамет Бахассун, конфиденциально приглашенные для встречи Абдуллы, высадились на берегу. Легкое движение, вызванное их прибытием, вскоре замерло, и еще один час медленно протянулся в молчаливом ожидании. Наконец, раздались громкие крики с реки. По зову Бабалачи люди бросились к берегу, схватили факелы, и костер вспыхнул ярким пламенем. Пламя осветило три лодки со множеством гребцов. В самой большой один из гребцов приподнялся и крикнул:

— Сеид Абдулла ибн Селим прибыл!

— Аллах радует наши сердца, — громко ответил Бабалачи. — Причаливайте к берегу!

Абдулла высадился первый, держась за руку Бабалачи. Они обменялись быстрыми взглядами и немногими словами.

— Ты кто? — спросил Абдулла.

— Бабалачи, друг Омара, которому покровительствует Лакамба.

— Это ты мне писал?

— Да, мои слова были написаны, о милостивый!

Абдулла со спокойным лицом прошел между двух рядов людей с факелами и встретился с Лакамбой перед ярко горевшим костром. Пожимая руки, они пожелали друг другу мира и всех благ, а затем Лакамба повел гостя к приготовленному для него месту.

Бабалачи шел следом за своим покровителем. Абдуллу сопровождали два араба. Как и его провожатые, Абдулла был в белой одежде из накрахмаленной кисеи. На бритой голове у него была маленькая шапочка из плетеной соломы. Обут он был в кожаные туфли, надетые на босые ноги. Деревянные четки висели на его правой руке. Он медленно сел на почетное место и, сбросив туфли, живописно скрестил ноги.

Импровизированный диван был устроен широким полукругом. Едва уселись на нем самые почетные гости, веранда дома наполнилась закутанными фигурами — женщинами Лакамбы. Теснясь у балюстрады и тихо перешептываясь, они смотрели вниз. Бабалачи скромно сидел на циновке у ног Лакамбы. После обмена необходимыми любезностями наступило молчание. Абдулла с ожиданием стал озираться кругом. Первым заговорил Бабалачи. В пышных фразах он повествовал о возникновении Самбира, о споре теперешнего правителя Паталоло с котийским султаном, о вызванных этим спором смутах, приведших к восстанию бугийских поселенцев под предводительством Лакамбы. Временами он обращался для подтверждения своих слов к Сахамину и Бахассуну, которые, слушая его, напряженно произносили подобострастным шепотом в один голос:

— Бетул! Бетул! (Верно, верно!)

Увлекшись своим повествованием, Бабалачи стал приводить факты, связанные с деятельностью Лингарда в этот критический период внутренних неурядиц. Он говорил сдержанным голосом, но в переливах его голоса чувствовалась сила нарастающего негодования. Кто такой этот белый человек свирепого вида и кто ему дал право властвовать над ними? Кто сделал его правителем? Он завладел душой Паталоло и ожесточил сердце старого вождя; он вложил в его уста жестокие слова и заставил его руку разить направо и налево. Все правоверные страдают от бессмысленного гнета этой неверной собаки. Они вынуждены вести с ним торговлю, брать те товары, которые ему заблагорассудится дать им, и на тех условиях, которые он им ставит. И он требует уплаты каждый год…

— Совершенно верно! — воскликнули Сахамин и Бахассун одновременно.

Одобрительно взглянув на них, Бабалачи повернулся к Абдулле.

— Выслушай этих людей, о покровитель угнетенных! — воскликнул он, — Что мы могли сделать? Человек должен торговать, а никого другого не было.