Ее взгляд остановился на одеяле, под которым что-то зашевелилось. Она сделала шаг к нему. Виллемс повернулся. Ему показалось, что у него свинцовые ноги. Он чувствовал такую слабость, что на миг им овладел страх умереть на месте, не успев бежать от греха и гибели.
Она откинула край одеяла и, взглянув на спящего ребенка, содрогнулась словно увидала что-то невыразимо ужасное. Она смотрела на маленького Виллемса неверящими и испуганными глазами. Пальцы ее разжались, и тень легла на ее лицо, будто что-то мрачное и роковое стало между ней и солнцем.
Виллемс не шевелился. Все его способности сосредоточились на мысли об освобождении. И в эту минуту уверенность в освобождении нашла на него с такой силой, что ему показалось, будто он слышит громкий голос, кричащий, что все кончено, что еще пять, десять минут, и он перешагнет в другой мир; что все: эта женщина, безумие, грех, сожаление, все исчезнет, рухнет в прошлое, рассеется, как дым, превратится в ничто, даже и воспоминание о его падении. Все — ерунда. Ему все равно. Он забыл Аиссу, жену, Лингарда, Гедига, всех, в мгновенном видении зовущего будущего.
Вдруг он услышал голос Аиссы:
— Дитя! Это дитя! Чем заслужила я это несчастье и горе? На свете жили твой мальчик и его мать, а ты говорил мне, что тебе не о чем вспоминать в твоей стране! Я думала, что ты будешь только моим. Я думала, что я…
Ее голос оборвался, и с ним в ее сердце умерла великая, драгоценная надежда на новую жизнь. Она надеялась, что в будущем хрупкие ручки ребенка свяжут их жизнь в одно неразрывное целое, свяжут цепью любви, благодарности, нежного уважения. Она хотела быть первой, единственной. Теперь, увидя сына этой женщины, она почувствовала, что ее оттолкнули в холод, мрак и безмолвие непроницаемого и огромного одиночества, откуда нельзя выбраться, где нет надежд.
Она подошла к Жоанне. Эта женщина вызывала в ее сердце гнев, и зависть, и ревность. Она чувствовала себя униженной и оскорбленной. Она вырвала из рук Жоанны куртку, которой та закрыла лицо.
— Дай мне увидеть лицо той, перед которой я только прислужница и рабыня. А! я вижу тебя!
Она молча смотрела на Жоанну с презрительным удивлением.
— Сирани, — медленно проговорила она.
Жоанна бросилась к Виллемсу с воплем.
— Защити меня, Питер, защити меня от этой женщины.
— Молчи. Тут никакой опасности нет, — хрипло сказал Виллемс.
Аисса смотрела на них с презрением.
— Аллах велик. Я лежу в пыли у ваших ног, ведь пред вами я ничто, — воскликнула она с притворным смирением.
Обернувшись к Виллемсу, она крикнула:
— Что сделал ты со мной, лживый сын проклятой матери! Молчи! Твои слова хуже змеиного яда! Сирани! Женщина из племени, презренного всеми!
— Останови ее, Питер, — крикнула Жоанна. — Вели молчать этой язычнице. Язычница! Язычница! Прибей ее, Питер!
Виллемс заметил револьвер, оставленный Аиссой на скамейке, рядом с ребенком. Не меняя позы, он сказал жене по-голландски:
— Беги! Захвати ребенка и револьвер. Беги к лодке. Я задержу ее. Пора!
Аисса подошла ближе. Она, все еще смеясь, смотрела на Жоанну и рассеянно теребила пряжку пояса.
— Ей, ей — матери того, кто будет прославлять твой ум и твою смелость. Все ей! У меня ничего нет. Ничего. На, возьми.
Она сорвала с себя пояс и бросила его к ногам Жоанны. Затем поспешно сорвала с себя браслеты, золотые шпильки, цветы. Освобожденные длинные волосы, рассыпаясь, упали на плечи, обрамляя ее дико возбужденное лицо.
— Прогони ее, Питер. Прогони эту дикую язычницу, — настаивала Жоанна. Она топала, цепляясь за Виллемса обеими руками.
— Смотри, — кричала Аисса, — смотри на мать твоего ребенка. Она боится. Почему она не убегает от меня? Посмотри на нее. Она безобразна.
Жоанна, видимо, поняла пренебрежительный тон этого голоса. Оттолкнув мужа, она подскочила к Аиссе и ударила ее по лицу. Схватив кричащего ребенка, она понеслась к реке, пронзительно крича в припадке безумного испуга.
Виллемс двинулся к револьверу, Аисса быстро кинулась вперед, толкнув его так, что он, шатаясь, отошел. Она схватила оружие, спрятала его за спиной и крикнула:
— Ты не получишь его. Иди за ней. Иди встречать опасность… Иди встречать смерть… Иди без оружия… Иди! С пустыми руками и сладкими речами, с какими ты пришел ко мне… Иди беспомощный и лги лесам и морю… И смерти, которая ждет тебя…
Слова застряли у нее в горле. Среди ужаса бегущих мгновений она видела полураздетого, дико смотрящего человека перед собой, слышала слабый, сумасшедший визг Жоанны где-то там, у реки. Утреннее солнце нежным светом заливало ее, Виллемса, землю и тихо плещущуюся реку.
Она стояла, обезумев, и слышала близкий шепот, голос мертвого отца, шептавший ей на ухо: «Убей! Убей!»
Заметив движение Виллемса, она крикнула:
— Не подходи или умрешь сразу! Уходи, пока я помню… еще помню!