Моё существование быстро вернулось в привычную колею. Раздача воды три раза в день, в разных точках города. Куда-то мы добирались пешком, куда-то меня так же возили на ферсте. Вот только вместо Агера меня теперь возил Анаму. И это была не самая приятная перемена: присутствие серокожего рано меня постоянно напрягало. Да и сам он, казалось, прекрасно это понимал, и играть на моих нервах ему определённо доставляло удовольствие. Не считая этого факта, всё шло так же, как и шло до этого. За одним важным исключением.
Гвардейцы не преувеличивали, когда с мрачным сарказмом предрекали реакцию советника Аламейко на то, что случится. Так уж вышло, что мне тоже пришлось участвовать в подробном отчёте. По требованию заместителя градоначальника я рассказал всё, что произошло, начиная с момента, когда Агер увёз меня якобы к группе, работающей за городом. Про время, проведённое у вимрано, я рассказывать желанием не горел, и хотя Аламейко умело прижимал меня прямыми и чёткими вопросами, я уходил от ответа. В частности, то, о чём мы говорили с мудрецами, осталось тайной. Хотелось надеяться, что истинная природа моих способностей дальше мудрецов и Агера не уйдёт.
Когда стало ясно, что из меня выжать больше ничего не получится, в повествование вступили Таши и Моэн. Они рассказали о том, как прошла битва, в которой почти никто не хотел драться. Как Агер яростно желал убить Йегероса, и как его остановили. И с каким трудом его всё-таки уломали на то, чтобы он согласился привести вимрано в город.
Последнюю часть отчёта Аламейко выслушивал, даже не пытаясь скрыть ярость в глазах. Когда же Анаму завершил рассказ тем, как мы прибыли в город, заместитель Йегероса ещё целых пять минут молчал. При этом он сверлил меня взглядом так, словно в том, что произошло, был виноват только я. В конце концов, мне надоело его пассивно-агрессивное давление, и я, смело посмотрев ему в ответ, использовал лёгкий гипнотический импульс. И это словно заставило его опомниться. Отвернувшись, он сказал:
— Очень хорошо. Возвращайтесь к своим обязанностям. Я всё подготовлю к их прибытию.
Прошла неделя. Она прошла, как в тумане, не запомнилось ровным счётом ничего. Еда, вода, сон, еда, вода, сон. Каждый вечер я заставлял себя идти в библиотеку и хоть что-нибудь читать. От подобной жизни я медленно, но верно начинал деградировать. Опять всё одно и то де. Ничего нового. И дорога домой так же далека и невозможна, как и сейчас.
Когда кастильванцы и вимрано добрались, наконец, до города, я настоял на том, чтобы присутствовать, когда они будут входить в Кастильву. К сожалению, время их прибытия точно совпало с моей вечерней раздачей воды в городе. Причём точка возле одного из заводов находилась едва ли не в противоположном конце города. Что окончательно убедило меня в том, что моё там присутствие в этот момент крайне нежелательно.
Стоять на своём пришлось очень долго. Анаму даже слышать ничего не хотел и упорно отказывался идти к воротам. Но для меня подобное отношение уже осточертело до такой степени, что всякому, кто мне перечит, хотелось безо всякой магии начистить морду — и это при моём-то характере. Это начинало пугать. Такие вспышки агрессии — они не просто так. В моём положении, когда приходилось без конца жить по одному и тому же монотонному ритму, мой деградирующий мозг посылал сигналы о помощи в виде вот таких вспышек агрессии. И если подавлять их и продолжать делать то, что делал раньше — то деградируешь окончательно. Пропадут мысли, пропадут желания, и дальше ты станешь жить просто по инерции, делая то, что делал до этого, и ничем больше не интересуясь.
Поэтому я не стал спорить с Анаму. Ибо я уже не был тем напуганным и безмолвным существом, прибывшим сюда впервые. Я знал своё положение и знал, сколько мне позволено, и насколько я смогу за себя постоять. Поэтому я просто сотворил иллюзию ферста и, вскочив на него, улетел в сторону ворот. Анаму, такого финта вообще не ожидавший, несколько секунд стоял на земле и остолбенело смотрел на меня. Потом всё же прыгнул на своего ферста и стал меня догонять. Ему хватило ума прекратить препирательства, хотя вид его явно говорил о том, что, будь его воля, мне бы это так просто с рук не сошло. Но меня такие взгляды уже давно перестали пугать. Слишком многие, будь их воля, сделали бы что-нибудь со мной. Вот только оставлять себя и своих детей без воды эти же многие не желали, и потому молча терпели все мои выходки. Выводы об этом можно было сделать уже после моей потери контроля, когда я узнал, как и почему мир Руарха остался без воды.