– Большей частью ионийцы и эолийцы. Когда они впервые явились в Элладу, местные жители уговорили их поклоняться Гекате. А поскольку ее звали Серой Богиней, Grai, эолийцы назвали себя Graikoi, греками. То же сделали и ионийцы, нынешние афиняне. Они поклоняются ведьме и зовутся греками. Греки славятся лицемерием, бесчестным поведением в бою и вообще лживостью. Забавно, но ита-лийцы всех нас величают греками. Так что теперь никто не может вдолбить в их глупые головы, что мы тут далеко не все поклоняемся Крону. Они даже называют Элладу Грецией, идиоты!
– Ясно, – сказал Аристон. – Но что же нам теперь делать, Орхомен?
– Умирать с голоду, – сказал Орхомен.
И они действительно чуть не умерли. Осада продолжалась. Спартанцы прибыли на остров в таргелионе. Теперь уже кончился скирофорион и начался гекатомбион. Стояла давящая жара, в воздухе словно растекалась расплавленная медь. Низкие деревья и кусты, которыми порос остров, были сухими, будто трут.
Утром на семидесятый день пребывания спартанцев на острове небо с южной стороны вдруг почернело от дыма, и на нем заплясали языки пламени.
– Ты думаешь, до нас дойдет пожар? – с тревогой спросил Аристон.
– Нет. Однако я знаю, кто это устроил. Знаю так же твердо, как то, что Аид – владыка Тартара, – ответил Орхомен.
– Ты думаешь, афиняне? – удивился Аристон. – Но зачем? Им же известно, что здесь, возле нашего лагеря, кусты не растут. Так что вряд ли они надеются выкурить нас отсюда подобным способом.
– Конечно, но ты когда-нибудь видел более простой и изящный способ начать лобовую атаку. Аристон? Если вон там, на горизонте, не паруса, а что-то другое, то, значит, я ослеп. Пожалуй, нам с тобой лучше отсюда уйти, пойдем к высокой скале на севере острова. И… клянусь фаллосом Приапа! Ну надо же! Какое жуткое, страшное невезение!
– Ты о чем? -г не понял Аристон.
– Эпитад и Иппагрет отправились на разведку. Тебе известно, кто остался тут командиром, Аристон? Известно?
– Мой отчим Теламон, – сказал Аристон.
– Его ведь невозможно ни в чем убедить! Клянусь хромым Гефестом, покровителем всех тупиц, он только фырк-нет и…
– И все же ты должен попытаться, – сказал Аристон. – Твой святой долг – предупредить его об опасности.
– Ха! Думаешь, он меня послушает? Простого гоплита? Да и потом, он знает отца. А стало быть, для него, скорее всего, не секрет, что отец устроил меня, используя свои связи, в городскую стражу, поскольку хотел сохранить мою драгоценную шкуру. Я ведь тоже единственное чадо. И прослужил я в городской страже целых десять лет, с семнадцати до двадцати семи. А это, на взгляд благородного Теламона, равносильно трусости.
– А на твой? – спросил Аристон.
– На мой – это признак ума. Хотя, возможно и то и другое – все едино. Я не знаю. Лучше бы ты его предупредил, Аристон.
– Я? Не забывай, все считают, что я наставил ему рога.
Переспал с его женой. С моей… с моей собственной матерью, Орхомен. И он…
– …выслушает тебя, потому что любит. Я уверен, он относится к тебе как к сыну. Что же до этих чудовищных домыслов, то любой, кто провел бы в обществе твоей матушки хоть пять минут, никогда бы этому не поверил. А он прожил с ней двадцать семь лет. Аристон. Почему я говорю так уверенно? Да потому что в последние недели перед ее гибелью я несколько раз беседовал с ней в присутствии Тала. И знаю, что она не способна на такое, несмотря на уверения двадцати тысяч Арисб! Я даже знаю, что и ты не способен на подобную низость. Хотя это не меняет в наших отношениях ровным счетом ничего. Я ведь одновременно и эл-лин, и спартанец. А по нашим законам, мужчина, который пренебрегает своим святым долгом и не мстит за погибшего, это не мужчина.
– Не забывай, он был моим отцом, – напомнил Аристон.