Изгнанник. Каприз Олмейера

Виллемс с удивлением уставился на жену. Он успел позабыть о ее присутствии. Восклицание Джоанны, нарушившее монотонный поток ее увещеваний, вырвало его из восхитительного водоворота фантазий и опустило на землю. Как странно видеть ее рядом. Он даже почувствовал к жене нечто похожее на нежность. В конце концов, она появилась здесь очень кстати. Тут он вспомнил: есть еще эта, другая. Надо уходить, пока она не устроила сцену. Кто знает, что ей взбредет в голову! Он вдруг почувствовал, что ненавидит Аиссу такой лютой ненавистью, что спирает дыхание.

– Подожди минуту, – сказал он жене.

Джоанна покорно проглотила слова, которые хотела было произнести.

Виллемс пробормотал:

– Посиди здесь, – и скрылся за деревом.

Над костром в чугунном котелке бурлила вода, клубы белого пара смешивались с черными нитками дыма. От старухи, на корточках сидевшей в дыму, веяло апатией и жутью.

Виллемс подошел поближе и спросил:

– Где она?

Женщина, не поднимая головы, ответила с готовностью, словно давно ждала этого вопроса:

– Когда вы спали под деревом, она вышла из дома – еще до того, как появилось каноэ. Я видела, как она подходила к вам, у нее был свет в глазах. Яркий свет. Она пошла в то место, где наш хозяин Лакамба посадил фруктовые деревья. Нас тогда было много. Много-много. Мужчины с оружием на поясе. Много мужчин… мы вели разговоры… пели…

Виллемс вернулся к жене, а старуха еще долго, словно в бреду, продолжала бормотать. Он подошел вплотную к Джоанне и вдруг понял, что ему нечего ей сказать. Все его естество сосредоточилось на том, чтобы избежать встречи с Аиссой. Хоть бы проторчала в роще все утро. Где эти мерзавцы гребцы? Сама вероятность еще одной встречи с Аиссой вызывала у него физическое отвращение, однако на самом донышке сердца шевелился страх. Чего он боялся? Что она могла сделать? Теперь ничто на всем белом свете его не остановит. Виллемс ощущал в себе силу, азарт, беспощадность и превосходство. Он не хотел уронить возвышенную чистоту своего характера в глазах жены и подумал: «Джоанна ничего не подозревает. Олмейер не стал болтать об Аиссе. Но если узнает, мне крышка. Если бы не мальчишка, я бы… сбежал от обеих». Такая мысль действительно промелькнула у него в голове. Нет, это не дело! Он женат. Приносил торжественную клятву. Нет. Узы брака святы. Взглянув на жену, Виллемс впервые в жизни почувствовал нечто похожее на угрызения совести. Их связывала великая клятва, принесенная перед алтарем. Джоанна не должна знать. Ох, да где же эта лодка! Надо сбегать за револьвером. С этими баджо лучше иметь дело вооруженным. Он должен забрать пистолет, пока ее нет. Виллемс не решился спускаться к реке и кричать гребцам и вместо этого подумал: «Она может меня услышать. Надо забрать патроны. Тогда я буду готов. Это все, что требуется».

Пока он стоял и думал, бежать ли к дому, отчаявшаяся, убитая горем Джоанна продолжала умолять, держа его за руку, теряя надежду с каждым новым взглядом на его лицо, которое казалось ей маской суровой добродетели, строгого благочестия, беспощадной справедливости. Она смиренно умоляла, теряясь под непреклонным взором того, с кем так скверно обошлась, нарушив людские и Божьи законы. До сознания Вилемса не доходило ни одного ее слова, пока она не повысила голос.

– Разве ты не видишь, что я всегда любила тебя? Мне рассказывали о тебе ужасные вещи. Моя собственная мать! Мне говорили, что ты… что ты изменял мне, и я…

– Это наглая ложь! – воскликнул Виллемс, на мгновение разбуженный праведным возмущением.

– Я знаю! Знаю. Будь великодушен. Подумай, как я страдала, когда ты уехал. Ох! Я была готова вырвать себе язык. Я больше никогда никому не поверю. Посмотри на нашего мальчика. Будь милосерден. Я бы не успокоилась, пока не нашла тебя. Скажи хоть слово… одно слово.

– Какого черта ты от меня хочешь? – воскликнул Виллемс, глядя на реку. – Где эта чертова лодка? Почему ты их отпустила? Дура!

– Ох, Питер! Я знаю, что в душе ты меня простил. Ты так добр. Я хочу, чтобы ты сказал это вслух. Скажи, ты меня простил?

– Да! Да! – нетерпеливо ответил Виллемс. – Я тебя прощаю. Только не глупи больше.

– Не уходи. Не оставляй меня здесь одну. Нам грозит какая-то опасность? Мне так страшно. Ты здесь один? Точно один? Давай уедем!

– Теперь ты дело говоришь, – сказал Виллемс, все еще тревожно поглядывая на реку.

Джоанна, тихо всхлипнув, прижалась к его плечу.

Виллемс увидел головы трех мужчин, плавно скользящие над крутым берегом. В том месте, где берег уступом опускался к месту причаливания, появилось и пристало большое каноэ.

– Вот они, – оживился Виллемс. – Я только сбегаю за револьвером.

Он сделал несколько поспешных шагов к дому, как вдруг краем глаза заметил какое-то движение и вернулся к жене. Джоанна встревожилась, заметив внезапную перемену на его лице. Виллемс был явно чем-то расстроен и, немного заикаясь, сказал:

– Возьми ребенка. Ступай к лодке и скажи им, пусть они спрячут ее за кустами, только быстро. Слышишь? Быстро! Я скоро к тебе приду. Живее!