Изгнанник (L'Exilé)

По совету своего старого друга банкира Лекульте дю Моле он устроился в гостинице «Курляндия», роскошном отеле, открывшемся только весной этого года в старинном особняке эмигрировавшего маршала герцога Крийонского. Эта гостиница предоставляла куда больший комфорт, чем можно было найти в большинстве парижских гостиниц.[6] То, что отель стоял на бывшей площади Революции — переименованной в 1795 году и получившей примиряющее название площадь Согласия, — где когда-то стоял эшафот Аньес, его жены, могло бы отвратить от него Гийома. Но этого не случилось. Напротив… Из окна своего номера Гийом видел всю площадь, и его взгляд устремился прямо к разводному мосту Тюильри. Перед этим мостом тогда стояла страшная машина смерти, рядом с которой он с Пьером Анбрюном пережили невероятный ужас. И Гийом не только не отталкивал от себя воспоминания об этом ужасном моменте, он, напротив, снова и снова вызывал их в своей памяти, чтобы пропитаться ими, чтобы не дать остыть ненависти, которую он питал к соблазнителю своей дочери. Этот юноша посмел похитить дочь женщины, казненной из-за него, и этого нельзя было простить!

Были еще две причины, по которым Гийом выбрал именно эту гостиницу. С давних пор он более не останавливался в «Золотом компасе» на улице Монторгей. Там бесконечно долго сохранялся аромат нескольких дней страсти, пережитых им с нежной Милашкой-Мари, когда она только что вышла замуж за сэра Кристофера Дойла, и стало понятно, что их окончательный разрыв стал неминуем. Ни за что на свете Гийом не хотел бы туда вернуться. Он даже делал крюк, если случайно оказывался неподалеку во время своих визитов в столицу. А они были редкими.

Кстати, официальным поводом для его путешествия стали необходимость вооружения морских судов и интересы в банке Жан-Жака Лекульте, который и настоял на том, чтобы его друг остановился в ставшей уже модной гостинице, где жили и дипломаты, и иностранные финансисты.

— Снимите номер, наймите экипаж и лакея. Это позволит объективно оценить размеры вашего состояния. Мой собрат Лабушер, с которым мы с вами оба вели дела, должен на днях приехать из Амстердама. Он остановится в том же отеле, и вы сможете встретиться.

— Терпеть не могу делать что-то напоказ, — проворчал Гийом, прибывший в Париж на почтовых лошадях. Сахиба он оставил у одного из своих друзей, нотариуса, у которого было хорошее поместье на окраине города. — Тем более перед теми, кто и так меня прекрасно знает.

— Разумеется, но там будет не только он. Есть и те, кого привлекает процветание страны, и им стоит продемонстрировать ваше состояние. Особенно если вы, как написали мне в последнем письме, намерены снова направиться к островам Индийского океана, в Африку или даже в Индию. Я смогу дать вам несколько советов, чтобы наполнить ваши трюмы перед отплытием.

— Охотно, но…

— И потом, — добавил банкир с кривой усмешкой, — если у вашего путешествия будет иная цель, кроме встречи со мной, неплохо, если полиция не проявит сомнений по вашему поводу.

— Полиция? Я считал, что Бонапарт, став пожизненным Консулом, упразднил это министерство…

— И превратил опасного Фуше в мирного сенатора от Экса, что позволило честным гражданам, каковыми мы с вами являемся, вздохнуть свободнее? Вы не совсем ошибаетесь, но и не совсем правы. Не стоит повторять ошибку одного из моих корреспондентов, роялистского агента, который написал мне: «Вопрос Фуше снят». Что же, я могу вас заверить, что этот вопрос остается. Действительно, у нас была вездесущая полиция, которая просачивалась всюду. Но теперь у нас их три. Одна, мало докучающая, отправляет текущие дела в особняк Жуинье, где, благодаря новому сенатору, уже не осталось важных досье. Вторая полиция, практически глухая и слепая, учреждена Верховным судьей Ренье, человеком ни на что не способным, им Бонапарт заменил Фуше… И есть еще одна полиция, тайная, скрытая, невидимая, но куда более активная, чем можно было бы подумать. Франция и особенно Париж буквально нашпигован шпионами Фуше.

— Что вы, это невозможно! Как мог бы Фуше, лишенный власти, всех их содержать?

— Проще простого. «Отблагодарив» его, Бонапарт бесплатно передал Фуше остатки фонда полиции, а это два миллиона четыреста тысяч франков. Будьте уверены, наш лис использует их очень разумно. И потом, его люди умеют ждать почти так же терпеливо, как и он сам.

Они знают, что, отправив министра в отставку, консул совершил громадную глупость. Рано или поздно, когда он устанет служить мишенью для всех рыцарей кинжала, обрадованных уходом их заклятого врага и возобновлением военных действий против Англии, Бонапарт вернет Фуше. Особенно если он не откажется от своего намерения сменить свой титул пожизненного Консула на титул императора!

— Императора? Вы полагаете, что он зайдет так далеко?

Лекульте кивнул, и на его крупном лице появилась широкая, немного лукавая улыбка:

— Остался всего один шаг до передачи трона по наследству. Будьте уверены, Бонапарт сделает его, как только поймет, что восстановление монархии не слишком сильно возмутит французов.