Изгнанник (L'Exilé)

— Скорее плохо. Тот, на кого я возлагал столько надежд, умирал. У него была частично парализована левая сторона после апоплексического удара, случившегося в 1791 году, но ум его, к счастью, не пострадал. Великому магистру оставалось жить несколько дней, и его состояние ввергло Орден и жителей Мальты в глубокую печаль. Но он принял нас, меня и королевского наследника, которого я ему доставил, как особое благословение. Хотя у него и без нас забот хватало: на острове уже укрывалось немало провансальских семей, прибывших на Мальту во время Террора. Слухи о победах Бонапарта тоже не добавляли радости, потому что Великий магистр чувствовал в этом человеке неутолимый голод захватчика. Некоторые из его шпионов сообщали, что корсиканец мечтает о том, чтобы когда-нибудь напасть на Египет. И это пугало Великого магистра: стратегическое положение Мальты делало ее важным опорным пунктом на пути в Александрию.

— Судя по всему, у него были причины опасаться…

— У умирающих бывают такие предчувствия… Прежде чем навеки закрыть глаза, он сказал: «Я последний Великий магистр знаменитого и независимого Ордена…» То, что произошло позже, позволяет предположить, что он был прав и что Орден никогда более не будет независимым…

— Надо отдать должное его предвидению, но что сталось с вашим протеже?

— Когда мы были рядом с Великим магистром, он решил поразмыслить о будущем наследника французской короны. Мальчика нельзя было принять в Орден. Он был слишком мал для этого — всего лишь двенадцать лет! Более того, его представили как моего племянника, и в этом случае мы не могли предоставить необходимые доказательства его дворянского происхождения. И, наконец, на острове были ненадежные люди в окружении презренного Карузона, человека Директории, который пытался влиять на умы людей… и даже на умы членов Ордена. И тогда господин де Роган-Польдюк принял удивительное решение: отправить христианнейшего короля в единственное убежище в мире, где никто не станет его искать. К неверным.

— Что? Его, надеюсь, не отправили к туркам?

— Это кажется немыслимым, правда? Но не стоит забывать о том, что Франциск I был союзником Сулеймана. В любом случае это был гениальный ход…

— Но который все же требует некоторых объяснений!

— Вот они. Среди укрывшихся на Мальте провансальских семей была пара, имени которой я не назову, желавшая отправиться в Смирну. Там с недавних пор жил их брат, пожелавший восстановить свое состояние.

— Но как это возможно? Я слышал, что султан ненавидит чужестранцев…

— Только не французов, с которыми он хочет сблизиться…

— Приятно слышать, но это так неожиданно, — сказал Тремэн. Он уже начинал задаваться вопросом, уж не собирается ли бальи своей прекрасной историей сбить его со следа, как говорят охотники, отправив путешествовать по странным неведомым дорогам.

— Вам будет легче это понять, если вы узнаете, что в сердце Селима и во дворце Топкапи безраздельно властвует француженка. Она бывшая фаворитка отца Сулеймана, старого Абдул-Гамида, от которого она родила сына. Ее называют белокурой султаншей и говорят о ее удивительной красоте. Именно из-за этой красоты ее похитили алжирские берберы. Почти сразу же девушку переправили в гарем в Константинополь. В то время ее звали Эме Дюбук де Ривери. Она родилась на Мартинике и доводится кузиной этой виконтессе де Богарне, на которой женился Бонапарт. Благодаря ей Селим благосклонно относится к нашим соотечественникам. Он охотно разрешает им оставаться в стране и заниматься коммерцией или культурой, особенно в Смирне, которая была греческой, римской и византийской до того, как стала принадлежать Ордену, а потом Оттоманской империи. Местность богатая, город роскошный, порт большой, активный. Цивилизации, сменявшие друг друга, оставили там свои следы. Именно туда вечером 10 июля 1797 года отправился мой король, с которым я попрощался на укреплениях Ла-Валетты. Не без печали: нельзя прожить два года рядом с таким трогательным ребенком и не привязаться к нему всем сердцем. Предполагалось, что он будет считаться сыном этой супружеской четы, которой мы его доверили. Я ничем более не мог быть ему полезен, даже напротив…

— И что потом?

— Ничего такого, что было бы вам интересно! Я жил на Мальте, чтобы защитить остров, если на него случится нападение. Я бы принял как Божью милость смерть в бою на Святой земле. Но от врага я получил только рану, которая превратила меня в инвалида. Великий магистр умер через три дня после отъезда нашего принца. Он был совершенно разорен: все свое имущество он раздавал нуждающимся. Я уже говорил вам, что у нас укрывалось так много беглецов! Из того, чем когда-то владел господин де Роган-Польдюк, осталась лишь трость с хрустальным набалдашником и тридцать пять печатей из того же материала с гравировкой. Бальи де Омпеш, пришедший ему на смену, совсем не был на него похож и довел остров до гибели. Остальное вам известно[4]…