Изгнанник с Серых Равнин

Киммериец шагал за девочкой, погруженный в свои мысли. Когда из подворотни вылетел лопоухий пес размером с годовалого теленка и наскочил на Зольдо, идущего рядом, он не сразу сообразил в чем дело. Собака, грозно рыча, явно намеревалась вцепиться в ногу прохожего, но, добежав, вдруг замерла на месте, словно наткнувшись на невидимую стену; шерсть на ее загривке встала дыбом, потом пес припал на передние лапы и начал отползать. Оказавшись на безопасном расстоянии, он уселся на задние лапы и глухо завыл, задрав к небу тупую морду. Зольдо не растерялся; схватив с земли увесистый камень, он запустил им в собаку. Булыжник угодил в покрытый свалявшейся шерстью бок, пес завизжал от боли и кинулся удирать со всех ног.

Гайдэ следила за собакой, приоткрыв свой маленький рот. Конан мельком оглядел улицу; к счастью, праздношатающихся зевак на ней не было. Девочка с изумление воззрилась на спутников.

— Идем, — поторопил ее Конан.

Она шмыгнула носом, потерлась щекой о плечо и, развернувшись на одной ноге, побежала дальше. Мужчины двинулись следом.

Конан искоса поглядывал на бессмертного. Во дворце, охваченный гневом, он и не интересовался своим спутником; теперь ему пришло в голову рассмотреть его поподробнее. Осмотр мало что дал: бессмертный на вид ничем не отличался об обыкновенного человека, разве что кожа его была бледна почти до синевы. Но и у некоторых северян можно встретить такую же бледную кожу. Зольдо, видимо, осмотр не принес удовольствия; он повернул к киммерийцу бледное лицо с желтыми радужками зрачков и произнес:

— Хочешь спросить?

— После, — ответил киммериец.

Гайдэ вывела их на широкую, мощеную камнем улицу и остановилась.

— Вон там, — она махнула рукой вдоль улицы. — Там лестница в гавань.

Киммериец и так уже заметил мачты, видневшиеся в дальнем конце улицы.

— Я пойду? — спросила девочка.

— Постой. — Конан вытащил из кошеля еще одну серебряную монету и протянул ее Гайдэ. — Держи. Только не говори о ней сестре.

Девочка юрким обезьяньим движением будто слизнула монету с ладони киммерийца, потом засунула ее за щеку и припустила бежать, не оборачиваясь.

— На тебя всегда воют собаки? — поинтересовался Конан.

— Всегда, — последовал краткий ответ.

— А лошади? Почему они не испугались?

— Они были и так достаточно напуганы.

— Значит, всякая живая тварь от тебя шарахается.

— Да.

— Кром! — буркнул киммериец. — Если каждый пес будет устраивать тебе столь громкую панихиду, то, в конце концов, это соберет толпу зрителей, и нам придется объясняться.

Зольдо молча пожал плечами.

— А крысы? — снова спросил Конан.

— Что крысы? — не понял бессмертный.

— Видно, тебе не приходилось плавать на кораблях…

— Не довелось.

— Если с корабля разбегутся все крысы, то нам никакими силами не заставить капитана выйти в море, пока они не вернутся. Разве что становиться самим на паруса, а ты ведь с этим, наверное, не знаком.

Зольдо посмотрел в сторону гавани.

— Крысы от меня не бегут, — сказал он и, подумав, добавил: — Как и люди.

Конан криво усмехнулся.

— Ну, тогда пойдем.

Они спустились в гавань, где царила обычная суета. Конан полной грудью вдохнул давно забытые запахи и пробежал глазами по строю кораблей, оценивая их. Портовая мелочь обступила их, наперебой предлагая свой товар; эти побирушки и мелкие торговцы оказались столь назойливыми, что киммериец не выдержал и рявкнул на них. Они от неожиданности шарахнулись в стороны; Конан де взглядом выделил из толпы одного и поманил к себе. Лохматая личность весьма оборванного вида осторожно приблизилась к нему.

Киммериец ткнул его пальцем в грудь. Оборванец сморщился от боли и через силу заискивающе улыбнулся.

— Ты, ублюдок! Знаешь, куда какая посудина отправляется?

Тот с усердием закивал головой.

— Говори.

Торговцы и нищие сразу потеряли интерес к происходящему и стали потихоньку расползаться. Оборванец начал перечислять названия кораблей, имена капитанов и порты назначения. Информирован он был неплохо — видно, дни и ночи болтался в гавани; возможно, служил наводчиком для пиратов.

— Стоп, — наконец прервал его Конан. — Этот, "Покоритель Бурь", где он?

Оборванец повернулся к морю лицом и указал на большое судно, пришвартованное в дальнем конце гавани.

— Когда он уходит?

— Завтра с рассветом, если будет на то воля богов.

— Держи.

Конан кинул оборванцу серебряную монету. Тот округлил глаза, не веря привалившему счастью, и осклабил в широкой улыбке редкие, через один, зубы.

— А теперь проваливай, — приказал киммериец, предупреждая о том, что дальнейшие услуги не требуются.