Изгнанник (СИ)

— Мы не будем сейчас обсуждать это, — стараясь придать своему тону побольше убедительности, проговорил Хэрибонд. — Потому что ни к чему хорошему такие разговоры не приводят. Ты только расстроишься еще больше, и все. Ты согласен?

Евтихий кивнул, отворачиваясь.

— Что ты должен сделать с пергаментом, когда найдешь его? — спросил он.

Хэрибонд пожал плечами.

— Мне предлагалось уничтожить эту вещь, но я считаю, что совершить подобный акт я всегда успею. Следовало бы выяснить, какие возможности в него заложены.

— Зачем?

— Как — зачем?

— А вот так! — Евтихий зло глянул на Хэрибонда. — Положим, хочешь ты убить человека.

— Очень абстрактное предположение.

— Не знаю, что это значит. Просто выслушай, не перебивая. Хочешь ты кого-то убить. Станешь ты спрашивать такого человека о его мечтах, о его прошлом, о том, что он любит, а что — ненавидит? Или ты просто зарежешь его, стараясь не смотреть ему в глаза?

Хэрибонд покачал головой:

— Для сумасшедшего ты рассуждаешь довольно здраво.

— Это потому, что я сумасшедший. Все безумцы рассуждают здраво. Но ты не ответил на мой вопрос.

— Ты привел неправильный пример. Мы ведь не о человеке говорим.

— А какая разница?

— Та, что пергамент — вещь. Им можно воспользоваться.

— Человеком — тоже.

— Я не буду уничтожать эту штуку, понял? — твердо произнес Хэрибонд. — Может быть, потом. Может быть. Джурича Морана здесь нет, так что никто мне не запретит… И ты тоже, — прибавил он, предупреждая следующую реплику своего спутника. — Я тебе не позволю.

Евтихий махнул рукой.

— Дело твое. Моранова вещь тебя погубит, но меня это уже не касается.

Хэрибонд свернул пергамент в трубочку и поднес к глазам.

— Говорят, если взглянуть сквозь подзорную трубу, станут видны удивительные вещи…

— Какие? — спросил Евтихий.

— Правда.

— Опять ты со своей правдой! — вздохнул Евтихий. — Не доведет она тебя до добра. Лучше бы ты меня послушался.

— Я смогу распознавать ложь. Нет, лучше! Я смогу распознавать истинную сущность всех вещей, всех людей и явлений… Ты понимаешь, что это значит?

— Что ты умрешь, — сказал Евтихий.

Он встал и развернулся лицом к своему спутнику.

— Опасную игру ты затеваешь. Дары Морана всегда были губительны для тех, кто ими пользовался.

Евтихий так и не понял, что произошло. Подбородок Хэрибонда вдруг задрожал, сметанная белизна залила его щеки. Хэрибонд опустил трубку и посмотрел прямо в лицо Евтихия, затем опять прильнул глазом к трубке из пергамента… И вдруг, с протяжным криком, в котором слышался ужас, повернулся и бросился бежать.

Евтихий молча смотрел ему вслед. Он даже не пошевелился. Ему и в голову не приходило преследовать Хэрибонда. Евтихий хмыкнул.

— Интересно, кто из нас двоих — сумасшедший?

Он опять уселся на землю, потом лег, раскинул руки. Великое дерево нависало над ним, и Евтихию начало казаться, будто этот могучий ствол вырос прямо из его собственного пупка. Ощущение было странное, захватывающее.

— Однако ж я вернулся к тому, с чего начал, — сказал себе Евтихий.

В последнее время он довольно много разговаривал сам с собой. А поскольку поблизости, как правило, никого не оказывалось, то Евтихий мог вести эти диалоги довольно громко и даже на разные голоса, не стесняясь возможных слушателей.

Дерево шумело листвой и замирало, склоняясь ветвями к лежащему под ним человеку, как будто ему было интересно узнать Евтихия поближе.

— Я не сумасшедший, — сказал Евтихий.

— Конечно, нет, — ответило ему дерево. — Просто с тобой случилась беда.

— Я потерял ее, — сказал Евтихий. — Я потерял Деяниру.

— А другая женщина не может тебя утешить? — спросило дерево.

Евтихий горестно покачал головой.

— Только она.

— Значит, когда-нибудь ты найдешь ее, — обещало дерево.

— Сомнительно, — вздохнул Евтихий.

— То, что суждено тебе судьбой, не может исчезнуть бесследно, — заявило дерево.

— Ты меня жалеешь, — сказал Евтихий. — Вот и говоришь невесть что.

— Я никого не жалею, я вечное, — гордо произнесло дерево и выпрямило ветки. — Если я начну жалеть всех подряд, мне и вечности не хватит.

— Логично, — кивнул Евтихий. — Но что же мне все-таки делать? Теперь, когда я потерял очередную жизнь?

— А сколько их у тебя было? — заинтересовалось дерево.

— Я уже подсчитывал как-то…

— Меня при этом не было, — напомнило дерево. — Я всегда здесь. А вас, людей, вечно носит по всему Истинному миру. Так что давай, выкладывай.

— Я был крестьянином.

— Раз, — обрадовалось дерево.

— Я был пленником.

— Два.

— Я был рабом.

— Разве это не одно и то же, что и пленник? — удивилось дерево.

— Не совсем… У меня был один хозяин. Один-единственный.

— И как он, не слишком придирался? — озаботилось дерево.

— Авденаго-тролль — вот как его звали, — сказал Евтихий. — Нет, он не придирался. Иногда я предпочел бы видеть его мертвым, а иногда наоборот, мне хотелось видеть его живым.

— А сейчас он жив?

— Вероятно…

— Это было три? — спросило дерево.

— Да.

— Еще! — потребовало дерево.

— Я был с той женщиной, с Деянирой…

— Четыре.

— В подземельях Кохаги.

— Ого! — удивилось дерево. — Пять!

— Опять с Деянирой.

— Не считается.

— А теперь вот я один.