Изгнанник вечности

Кажется, старик уже немного бредил. Ал и в лучшие времена не понимал многого, о чем твердил ему Учитель, а сейчас и подавно силился не упустить ни слова, чтобы чуть погодя обдумать каждое и отделить зерно здравого смысла от словесной шелухи больного человека.

— Но почему нет смысла остаться сейчас? Мы ведь уже почти пришли! Там дальше — море, благословенное море. Мы переплывем его и вскоре придем к Оганге!

— Потому что уход твоего друга от нас стал для меня окончательной приметой полного краха всего, чем я занимался последние лет четыреста…

— Вы о Тессетене?

— Да. Или у тебя есть другие столь же близкие друзья?

— У меня в друзьях уже нет и его…

— Вот видишь. Именно поэтому я и ухожу. Ком ошибок уже слишком велик, чтобы надеяться на их исправление в этой жизни. Отведенного срока вам не хватит. Увы мне и вам — плохой вам достался Учитель…

— Это неправда!

— Не перебивай. Я еще надеялся, когда впервые увидел вас с тем, первым еще, Натом, когда заглянул в ваши глаза, узнавая «куарт» и радуясь твоему долгожданному возвращению. Я еще надеялся, когда Сетен взял на себя Ормону — или она взяла его на себя, не знаю — и когда они открыли вам с Танрэй дорогу друг к другу, так как разум живет, лишь покуда жива оболочка. А Танрэй — она и есть жизнь, оболочка, виэталэа, поддерживающая тебя всегда и во всем, даже когда ты делаешь что-то ей во вред. Я не отчаялся даже и тогда, когда между всеми вами начались первые стычки, неурядицы. Но когда по вине твоей жены погибла Ормона, а Сетен навсегда запятнал свое сердце убийством человека, которого любил больше всего на свете, я уже понял, что вот оно — начало конца. Но мне пришлось задержаться еще, чтобы помочь вам, когда началось второе Потрясение, хотя мог уйти еще тогда — без всякой помехи для итога ваших нынешних жизней. Однако мне кажется, что в этих вопросах важен каждый день, каждый час, минута и даже секунда бытия. Это мозг забывает все, а душа не утрачивает ни мгновения и копит опыт. Все, что ни делается, делается ради нее — для той, которая однажды спасет вас благодаря накопленному и не забытому. Понимаешь?

— Нет.

— Да, я знаю. Я говорю сейчас не с тем, но тот не пожелал тянуть агонию. Но и тебе это важно, Ал. Остальные уже все поняли сами, кто раньше, кто позже…

— Кто — остальные, Паском? — уже окончательно сбитый с толку в попытках распознать, где правда, а где предсмертная околесица, спросил Ал.

— Натаути умер, Ал.

— Да, умер. Давно уже, в Новом городе.

— Ты снова понял не так. Натаути умер в тебе. Ты уничтожил атмереро, когда использовал ее силы и волю во имя убийства. Ты слышал голос? А ведь это Нат шептал тебе на прощание. Ушел не только Сетен, ушел и твой хранитель.

Ал вздрогнул. Ну это-то он откуда знает? Так всё и было: вечером после того боя, накануне бегства Тессетена и его отряда, он впервые услышал шепот. Кто это говорил, было не разобрать: голос не принадлежал ни женщине, ни мужчине. Ал будто слышал самого себя: «Я не приду больше, хозяин. Я умер»…

— Взрывы распада произошли не только на Оритане и в Ариноре. Они произошли и в тебе, в твоем мире. В вас. В вас — так отныне нужно говорить. Тебе надо было беречь твоего неприхотливого, вечного и бескорыстного хранителя из мира За Вратами, чтобы однажды он сберег тебя самого. Впрочем, он сделает это, конечно сделает, только ценой многих собственных жизней.

— Нат… вы хотите сказать, что Нат — это моя душа и что я…

— Ты родился без души и выжил лишь потому, что рядом с тобой всегда был волк — ее воплощение. Ты погиб бы, как погибают все, кто был зачат, но на кого не хватило даже осколка «куарт». Это сейчас происходит так часто… Я кулаптр, и за последние четыреста с лишним лет после катаклизма повидал всякое. Даже расколотых душ сейчас хватает не на всех, так тесно стало на планете. Именно оттого много лет назад родился мертвым сын Ормоны и Сетена: «куарт» Коорэ к тому времени уже увидел свет в другой семье. Им стал Фирэ, а иной души для них не нашлось, да и Ормона не желала видеть возле себя никого другого, кроме Коорэ…

Ал оторопел. Он никогда не слышал этой истории и потому не понимал многого в отношениях друга и его жены. Вот почему сбежавший с Оритана Фирэ всегда так льнул к тем двоим!

— Но с какой стати Коорэ должен был появиться у них?!

— Потому что доминанта Ала — не ты, мой мальчик. Ал — это в равной степени атмереро, дух, и коэразиоре, сердце. Нат и Тессетен.

Ночь наступила для Ала, он даже покачнулся и уперся рукой в днище повозки, чтобы не упасть.

«И что же теперь? Я вообще никто, но ведь не иду прыгать со Скалы Отчаянных!» — будто только что сказанные, вспомнил он слова Тессетена, который навещал его в лечебнице девятнадцать лет назад, пролетевших, как миг. Выходит, и Сетен еще не знал тогда, что таят в себе закоулки его души…

— Кто же тогда наш с Танрэй сын? Не Коорэ?