Изгнанники

Сколько он так стоял, не чувствуя холода, без мыслей в голове, капитан не знал. Просто в один момент наваждение схлынуло – и остался одинокий человек на берегу реки. Приходя в себя, Соломин оглянулся, еще раз вдохнул морозный воздух и, ссутулившись, зашагал обратно к дому. Сказка уходила, медленно, но неуклонно, однако оставшееся после нее какое-то светлое и радостное настроение никуда не исчезло. Капитана переполняла сейчас первобытная сила, и он чувствовал, что безо всяких пушек может смести все на своем пути. Когда-то давно, в молодости, только придя на флот, он чувствовал то же самое. С годами острота ощущений притупилась, и такая вот эйфория посещала его все реже, он уже не помнил, когда это было в последний раз. Так, наверное, и наступает старость, вне зависимости от того, сколько ты прожил, и сколько тебе осталось, и он все чаще ловил себя на этой мысли. Однако сейчас он вдруг понял, что до старости ему еще очень далеко, и все еще впереди.

Не торопясь, медленно успокаиваясь, Соломин вернулся к дому, поднялся на высокое крыльцо, смахнув по дороге рукой снег с деревянных перил. Постоял, облокотившись на них, секунд пять, с наслаждением слушая тишину, а потом решительно открыл тяжелую деревянную дверь и шагнул в комнату.

Здесь ничего не изменилось. Все так же лежали, не приходя в чувство, товарищи, собутыльники, все так же слабо мерцали, догорая, угли в камине. Соломин чуть ли не с нежностью окинул лежащих взглядом – мало какой капитан или политик могли позволить себе пьянствовать с подчиненными, не боясь уронить авторитет. Соломин был и капитаном, и политиком. Соломин мог.

Здесь, на первом этаже, в большой комнате, точнее, зале, собрались наиболее стойкие – те, которые, закаленные боями и походами, не убоялись и зеленого змия. Более молодые и менее опытные товарищи дрыхли сейчас на втором этаже, кто-то добравшись туда сам, а кто-то и унесенный отзывчивыми товарищами. Старшее же поколение, окружив доживающего последнюю свободную ночь Джораева, устроились внизу и продолжили попойку до победы. В смысле, как раз до того момента, как качественные, но очень уж обильные спиртсодержащие жидкости победили их.

Народ лежал там, где его застал сон. Пожалуй, удобнее всех устроился Мещевич, который не только подгреб себе под голову честно упертый с дивана валик, но и сумел каким-то образом стянуть с левой ноги щегольский сапог. Ну что же, опыт не пропьешь, хотя на правую ногу сил у старшины уже не хватило. Это ему, правда, совершенно не мешало – именно он с наслаждением храпел, оглашая комнату неблагозвучными, но сочными руладами.

Остальные устроились попроще. Кто-то использовал вместо подушки кстати подвернувшуюся ногу товарища, кто-то обошелся и без этого. Стриптизерша вообще спала в обнимку сразу с двоими... Молодец, девка, не теряется. Зато тепло.

Усмехнувшись, капитан подошел к камину, подкинул в него несколько поленьев, разворошил уже начавшие подергиваться серым пеплом угли и пару раз дунул во всю мощь своих легких. Взметнулись на мгновение язычки пламени, коснулись сухих, смолистых поленьев и вдруг, совсем как живые, решительно поползли по ним вверх, вгрызаясь в дерево, и с треском взлетели вверх, втягиваясь в трубу. Соломин довольно улыбнулся, подошел к дивану, как ни странно, не занятому, и с размаху опустился на жалобно звякнувшие пружинами кожаные подушки. Хорошо!..

Сзади кто-то заворочался и глухо, хотя и вполне цензурно, выругался. Капитан обернулся – ну да, так и есть, Петровань очнулся. Невысокий, подвижный как ртуть и опасный, как кобра, старший сержант Петровань был, наверное, лучшим разведчиком, какого только можно представить. С флота он вылетел за неуемную любовь к слабому полу – не по чину замахнулся, закрутив роман с дочкой какого-то импортного дипломата. И добро бы красавица была, а то та еще корова, ну да мартовские коты не слишком разборчивы. Для Петрованя март был всегда, вот и устроил международный скандал... Как он вообще с ней познакомился? Об этом сержант умалчивал, на все вопросы лишь многозначительно закатывая глаза. Ну да ладно, с кем не бывает. В общем, начальство предпочло замять дело, хотя могло бы попросту послать иностранного щеголя на известные всему миру три буквы.

Увы, неуемный Петровань ухитрился погулять не только с дипломатически неприкосновенной дурой, но и, по слухам, с племяшкой, а параллельно и с женой своего непосредственного начальника. Во всяком случае, подозрения ходили стойкие и, хотя доказательств не было, оскорбленное в лучших чувствах начальство предпочло избавиться от излишне любвеобильного сержанта. Пускай лучше на гражданке демографическую ситуацию улучшает, решили господа офицеры, и отправился лихой разведчик с кучей наград и умением голыми руками передушить взвод американских морпехов, примерять цивильную одежду.