Изгнанники

Несколько выправил положение, как ни странно, фашизм, точнее, нацизм – любой тоталитарный режим позволяет концентрировать силы на поставленных задачах и максимально эффективно использовать ресурсы при достижении конкретных целей за счет второстепенных направлений. Однако это был временный успех, к тому же соседи не спешили признавать французов высшей расой, их это бесило, но сделать они все равно ничего не могли. Больше того, они вынуждены были порой вступать в альянсы, к примеру, с тем же Британским содружеством или японцами, причем выступая при этом в качестве подчиненной стороны – соседи превосходили их и экономически, и просто в кораблях и пушках. Недавнее противостояние возле Малой Чехии – хороший пример, французы были вынуждены подчиниться решению британского адмирала, и их мнением, в общем-то, никто особенно и не интересовался. Естественно, любви к другим народам это французам не добавляло, но приходилось терпеть.

Так что, на волне этой обиды они, похоже, и договорились с чужаками. Правда, очевидно, далеко не все, а какая-то часть правящей верхушки, поскольку в народе традиционно сильна была ксенофобия, Соломин хорошо помнил, как высказывались о чужаках пленные люди Дюбуа, причем совершенно искренне. Это была одна из главных причин, почему англичане держали информацию в секрете – недоверие друг к другу и подозрения в предательстве перед внешней угрозой могли оказаться страшнее боевых кораблей инопланетян, поскольку грозили расколоть нацию на части.

Ну и, кроме того, французы явно были не одни – их сателлиты, в первую очередь турки и часть арабов, по агентурным данным англичан, были втянуты в эту аферу. Тот перехват курьеров, с которого все и началось, был запланирован с единственной целью – не дать втянуть в орбиту интересов Франции и родину Мэнолы. Французы хотели это сделать через арабов – и пролетели, когда русский линейный крейсер своими орудиями поставил всем шах и мат.

Выслушав эту информацию, Соломин довольно долго ее обдумывал, а потом поинтересовался, почему же англичане не вышли непосредственно на руководство Российской империи. Ответ его не удивил. Во-первых, русские бы вмешались так, что от Франции вообще ничего бы не осталось. Заразу надо лечить радикально, то есть методом полного уничтожения. А во-вторых, англичанам вряд ли поверили бы – слишком много они пакостей успели сделать России. Нет, информацию бы не отбросили, начали проверять – и упустили бы время, потому что империя далеко, и мгновенно не отреагирует. А времени не оставалось – по некоторым данным, объединенный флот чужих рас уже начал концентрацию, причем не где-то далеко, а непосредственно в ареале обитания людей.

Возникал и вполне логичный вопрос, почему же британцы, раз уж им все известно, не раздолбали Французскую деспотию в мелкие щепки. Ответили Сломину на это просто – сил не хватит. Французский линейный флот очень незначительно уступал британскому в численности и, вдобавок, имел в своем составе больше кораблей других классов, в первую очередь легких крейсеров и эсминцев. Обороняться же всегда легче, чем нападать. К тому же, англичане опасались, что их атака будет воспринята соседями, как вероломное нападение на Францию. Англичан не любили ничуть не меньше французов, привыкли ждать от них подлости, и многие воспользовались бы моментом, чтобы дать им по морде. Кроме того, была вероятность, что корабли иных рас тоже примут участие в войне, причем на стороне Франции, и просто за счет численности изрядно отделают нападающих, а больших потерь и без того потрепанное войной Британское содружество позволить себе не могла. Все это было высказано крайне высоким штилем, однако, если выбросить из него словесные вензеля, то все сводилось к одной мысли: британцы боялись. Ну а результат их страха выливался в так милую сердцу каждого британца истину: пусть кто-нибудь повоюет за нас, а мы с этого что-нибудь поимеем. В общем, классика жанра. Хорошо хоть, русские были отнюдь не столь наивны, чтобы по первому зову, очертя голову бросаться спасать мир – им и своих забот хватало.