Изгнанники

— Очень хорошо. Проставьте имя этого негодяя, Лувуа. Прикажите арестовать его сегодня же вечером и отвезти в его собственной коляске. Бесстыдный, неблагодарный негодяй, сквернослов! Зачем вы принесли эти письма, Лувуа? О, зачем пошли навстречу моей безумной прихоти? Боже мой, на свете нет ни правды, ни чести, ни верности!

Он в порыве гнева и разочарования топал ногами, потрясая кулаками в воздухе.

— Прикажете спрятать остальные? — поспешно осведомился Лувуа. С момента начала чтения он чувствовал себя как на иголках, не зная, какие сюрпризы могут последовать дальше.

— Положите письма назад, но оставьте мешок.

— Оба?

— Ах! Я забыл про другой. Если около меня только лицемеры, го может быть, вдали найдутся честные подданные. Возьмем наудачу одно из писем. От кого это? А, от герцога де Ларошфуко. Он всегда производил на меня впечатление скромного и почтительного молодого человека. Что тут? Дунай… Белград… великий визирь… Ах! — Людовик вскрикнул, словно получив удар в самое сердце.

— Что случилось, ваше величество? — произнес министр, приближаясь к королю, выражение лица которого его испугало.

— Прочь их, прочь, Лувуа. Возьмите прочь! — кричал король, бросая пачку писем. — Как бы я желал никогда не видеть их. Не хочу читать. Он посмел насмехаться даже над моей храбростью, мальчишка, лежавший еще в колыбели, когда я уже сидел в траншеях. «Эта война не понравится королю, — пишет щенок. — Тут придется давать сражения, а не вести те милые, спокойные осады, сапой, которые так нравятся ему». Клянусь богом, негодяй ответит головою за эту шутку. Да, Лувуа, дорого обойдется де Ларошфуко эта насмешка. Но возьмите их прочь. Я уже насытился по горло.

Министр принялся укладывать письма обратно в мешок, когда внезапно на одном из них ему бросился в глаза смелый, четкий почерк г-жи де Ментенон. Словно демон шепнул ему, что в руках оружие против той, одно имя которой наполняло его сердце завистью и ненавистью. Если здесь окажутся какие-либо иронические замечания, то можно даже теперь, в последний час, отвратить от этой ханжи сердце короля. Лувуа был хитрый, пронырливый человек. Он моментально понял значение этого шанса и решил им воспользоваться.

— А, — проговорил он, — вряд ли нужно распечатывать это письмо.

— Которое, Лувуа? От кого еще?

Министр подсунул ему письмо. Людовик вздрогнул, увидя надпись.

— Почерк г-жи де Ментенон, — прерывисто произнес он.

— Да, письмо к ее племяннику, в Германию.

Людовик нерешительно взял письмо. Потом внезапным движением бросил его в кучу других, но вскоре рука его снова потянулась за ним. Лицо короля побледнело, и капли пота показались на лбу. А если и оно окажется таким же, как и другие? Вся душа его была потрясена при одной этой мысли. Дважды он старался побороть свое любопытство и дважды его трепещущие руки касались этой бумаги. Наконец, он решительно бросил письмо Лувуа.

— Прочтите его вслух, — приказал он.

Министр развернул письмо, разложив его на столе. Злобный блеск сверкнул в глазах царедворца. Если бы король сумел верно разгадать выражение взгляда Лувуа, последний поплатился бы своим положением.

— «Дорогой племянник, — читал Лувуа, — то, о чем вы просите в последнем письме, совершенно невозможно. Я никогда не пользовалась милостью короля ради собственных интересов и точно так же мне было бы тяжело просить ее для моих родственников. Никто не обрадуется больше меня, узнав, что вы произведены в майоры, но достигнуть этого вы обязаны только храбростью и верностью, а не моими хлопотами. Служба такому человеку, как король, есть сама по себе награда, и я уверена, что вы, оставаясь корнетом или достигнув более высокого чина, будете одинаково ревностно служить ему. К несчастью, он окружен низкими паразитами. Некоторые из них просто глупцы, как, например, Лозен; другие — плуты, как покойный Фуке; а некоторые, по-моему, в одно и то же время и глупцы и плуты, как Лувуа, военный министр».

Чтец задохнулся от ярости и несколько мгновений сидел, молча барабаня пальцами по столу.

— Продолжайте, Лувуа, продолжайте! — обратился к нему Людовик, устремив мечтательно глаза в потолок.

— «Мы надеемся вскоре увидеть вас в Версале, склоненного под тяжестью лавров. А пока примите мои искренние пожелания быстро достигнуть повышения, несмотря на то, что оно не может быть получено указываемым вами способом».

— Ах! — вскрикнул король, и вся любовь, таившаяся в сердце, отразилась во взгляде. — Как мог я усомниться в ней хотя бы на мгновение. Другие так расстроили меня. Но Франсуаза — чистое золото! Не правда ли, прекрасное письмо, Лувуа?

— Мадам — очень умная женщина, — уклончиво ответил министр.

— А как она отлично умеет читать в сердцах людей. Разве не верно схватила она сущность моего характера?

— Однако не поняла моего, ваше величество.

Кто-то постучался в дверь, и следом голова Бонтана заглянула в комнату.

— Архиепископ прибыл, ваше величество, — доложил он.

— Очень хорошо, Бонтан. Попросите мадам пожаловать сюда. А свидетелей просите собраться в приемной.

Камердинер поспешно скрылся, а Людовик обернулся к министру.