Изгнанники (без указания переводчика)

— Не все ли равно, что делать. Пусти я прут на дюйм ниже, здорово бы ему попало. Ну. может быть, его хватит с испугу кондрашка или он сломает себе шею, опрометью спускаясь с лестницы. У меня теперь нет орудия для работы, но стоит еще несколько повозиться с вашим прутом — и дело в шляпе. Ага вы правы, нас затравят.

По замку раздались громкий удар колокола, шум голосов и топот ног. Какие-то хриплые голоса отдавали приказания, слышался звук ключей, поворачиваемых в замках. Вся эта возня, внезапно раздавшаяся в ночной тишине, указывала слишком ясно не поднятую тревогу. Амос Грин бросился на солому, засунув руки в карманы, а де Катина прислонился с угрюмым видом к стене в ожидании того, что сейчас с ними произойдет. Прошло, однако, пять минут — никто не появлялся. Суматоха во дворе продолжалась, но в коридоре, ведущем к камере, было совершенно тихо.

— Ну, я все-таки выну этот прут, — произнес наконец американец, вставая и подходя к окну. — Во всяком случае, узнаем, что у них за страшный шум.

Говоря так, он влез на чурбан и выглянул в окно

— Полезайте-ка сюда! — возбужденно крикнул он. — Тут творится нечто другое, и люди слишком заняты, чтобы думать о нас.

Де Катина взгромоздился также на чурбан, и обе принялись с любопытством смотреть вниз, во двор Там в каждом углу было разведено по костру, а вся площадь наполнена толпой людей с факелами в руках. Желтый свет от них то попадал на угрюмые серые стены так причудливо, что самые высокие башни казались золотыми на черном фоне неба, то при порыве ветра, чуть мерцая, еле-еле освещал лица людей, державших факелы. Главные ворота оказались отпертыми, и, очевидно, только что въехавшая в них карета стояла у маленькой двери как раз против окон арестованных. Колеса н бока ее были забрызганы грязью, а лошади дрожали, поводя ушами, как будто они только что пробежали длинный путь. Человек в шляпе с перьями, закутанный в дорожный плащ.

вышел из экипажа и, обернувшись, стал тащить кого-то. Непродолжительная борьба, крики, толчок, и обе фигуры исчезли в дверях. Когда те захлопнулись, карета отъехала, костры и факелы потухли. Главные ворота снова заперлись, и все погрузилось в тишину, как и до этого внезапного переполоха.

— Ну, — задыхаясь, проговорил де Катина. — Уж не поймали ли они еще какого-нибудь королевского гонца?

— Скоро здесь освободится место для целых двух, — проговорил Амос Грин. — Если они только оставят нас в покое, недолго мы пробудем в этой комнате.

— Хотел бы я узнать: куда ушел тюремщик?

— Да черт с ним, лишь бы не появлялся здесь. Дайте-ка мне прут. Эта штука поддается. Нам легко будет выломать ее.

Он усердно принялся за работу, стараясь углубить в камне канавку, рассчитывая этим путем вытащить прут. Вдруг он остановился и насторожился.

— Гром и молния! — прошептал он. — Кто-то работает снаружи.

Оба стали прислушиваться. До них доносились стук топора, визг пилы и треск дерева.

— Что это они делают?

— Понять не могу.

— Вы видите их?

— Они около самой стены.

— Кажется, я могу ухитриться посмотреть, — произнес де Катина. — Я тоньше вас.

Он всунул голову, шею и половину плеча в промежуток между прутьями и замер в таком положении. Приятель подумал, что, может быть, он застрял, и, желая помочь, принялся тащить его за ноги. Но де Катина повернулся сам без малейшего затруднения.

— Они строят что-то, — шепнул он.

— Строят?

— Да, там четверо людей с фонарем.

— Чем же они могут быть заняты?

— Я полагаю, навесом. Я вижу четыре ямы в земле, куда забивают столбы.

— Ну, мы не можем бежать, если под окнами есть люди.

— Верно.

— Но все же мы в состоянии докончить начатое дело.

Тихий лязг железа заглушался шумом снизу, становившимся все сильнее и сильнее. Прут поддался, и Грин стал медленно тащить его к себе. Как раз в тот момент, когда ему удалось освободить прут, на окне при лунном свете вдруг появилась тень головы с копной волос и с красовавшейся на них вязаной шерстяной шапочкой. Это внезапное появление так поразило Амоса Грина, что он выпустил из рук прут, соскользнувший с подоконника.

— Дурак! — раздался голос снизу. — Экий ты косолапый, на кой черт роняешь инструменты. Гром и молния! Ты сломал мне плечо.

— Что еще там? — крикнул другой. — Право, Пьер, будь ты так же ловок на руку, как остер на язык, ты был бы первым столяром Франции.

— Как, что, обезьяна? Ты уронил на меня инструмент.

— Я? Я ничего не ронял.

— Идиот! Еще хочешь заставить меня поверить, что железо падает с неба? Говорят тебе, ты ушиб меня, глупый косолапый обормот!

— Ничего подобного. — возражала "копна", — но, клянусь святой девой, если ты еще поговоришь, я спущусь с лестницы и расправлюсь с тобой.

— Тише, бездельники, — строго вмешался третий голос. — Если к рассвету работа не будет окончена, кое-кому сильно достанется.