Изгнанники; Дядя Бернак: Романы; Война в Южной Африке: Документально-публицистическое исследование

— Нет, я не думаю этого! Она была последний раз третьего дня. — Ну, а та другая, графиня? — Она в своем домике в Эмбльтез. — «Но я не допущу скандала при дворе», — продекламировал Талейран с иронической улыбкой, повторяя сказанные по его адресу слова императора. — А теперь, monsieur де Лаваль, — прибавил он, отводя меня в сторону, — я очень хотел бы поговорить с вами насчет партии Бурбонов в Англии. Вы, вероятно, знаете их намерения? Надеются ли они на успех? И в течение 15 минут он засыпал меня вопросами, которые указывали мне, что император не ошибся, сказав, что он не задумается покинуть его в тяжелую минуту и легко перейдет на сторону тех, от кого можно больше получить.

Мы вполголоса продолжали разговор, как вдруг вбежал испуганный Констан. Тревога и смущение отражались на его обыкновенно непоколебимом лице.

— Господи помилуй! Monsieur Талейран, — прошептал он, всплескивая руками, — какое несчастье! Кто бы мог ожидать этого?!

— Что случилось, Констан?

— О, monsieur, я не осмелюсь беспокоить императора, а между тем экипаж императрицы приближается сюда!

Глава XIV Жозефина

При этом неожиданном известии Талейран и Бертье молча переглянулись, и здесь я впервые увидел, как быстро могло менять свое выражение лицо знаменитого дипломата. Я раньше уже слышал, что Талейран по мимике не уступит лучшим артистам. На его лице отразилась скорее злобная радость, чем смущение, в то время, как Бертье, искренно преданный Наполеону и Жозефине, бросился к двери, в которую должна была войти императрица, словно пытаясь помешать ей проникнуть сюда.

Констан бегом направился к портьерам, отделявшим от нас комнату императора, но окончательно растерявшись, хотя и пользовался везде репутацией ничем не возмутимого человека, отошел назад, с целью посоветоваться с Талейраном.

Но было уже поздно, потому что мамелюк Рустем распахнул двери, и дамы вошли в комнату.

Первая была высока и стройна, с улыбающимся лицом и с приветливыми, полными достоинства манерами. Она была одета в черный плащ с белыми кружевами на шее и на рукавах; на ней была надета черная шляпа с развевавшимся белым пером. Ее спутница была ниже ростом, лицо ее не отличалось изяществом и красотою и было бы совершенно вульгарно, если бы не особенная живость выражения ее больших черных глаз. За ними бежал привязанный на цепочке маленький черный фокстерьер.

— Оставьте снаружи Счастливчика, Рустем, — сказала первая из вошедших дам, передавая ему цепочку собаки, — император не любит собак, и когда мы вторгаемся в его квартиру, мы должны подчиняться его вкусам. — Добрый вечер, m-r де Талейран! Madame де Ремюсат и я катались здесь поблизости и заехали узнать, когда император прибудет в Пон де Брик. Но он уже совсем готов, конечно? Я думала застать его здесь.

— Его императорское величество вышел несколько минут тому назад, — сказал Талейран, кланяясь и потирая руки.

— Сегодня у меня собрание, в моем салоне в Пон де Брик, и император обещал мне отложить на время свои дела и почтить меня своим присутствием. Я хочу, чтобы вы убедили его меньше работать, m-r де Талейран; пусть он обладает железной энергией, но он не может продолжать вести тот же образ жизни. Нервные припадки у него повторяются все чаще и чаще. Ведь он стремится делать все сам! Это, конечно, очень хорошо и заслуживает уважения, но ведь это пытка какая-то! Я не сомневаюсь, что и в данный момент, — ах, впрочем, вы еще не сказали мне, где он, m-r де Талейран! — Мы ожидаем его с минуты на минуту, ваше величество!

— В таком случае, мы присядем и подождем его. Ах, m-r де Миневаль, как мне жаль вас, когда я вижу, что вы завалены этими несносными бумагами! Я была в отчаянии, когда monsieur де Буриенн покинул Императора, но вы превзошли даже этого образцового секретаря в исполнительности! — Подвиньтесь к огню, madame де Ремюсат, я уверена, что вы очень прозябли! Констан, дайте скамеечку под ноги madame де Ремюсат!

Вот такими, в сущности, незначительными знаками внимания и доброты Императрица возбудила к себе всеобщую любовь.

Это была женщина, у которой действительно не было врагов даже в среде тех, кто ненавидел ее мужа. Эту женщину любили все не только теперь, но и когда она была одинокою, разведенною женою. Из всех жертв, которые император принес своему честолюбию, он сам более всего жалел Жозефину, и разлука с нею стоила Наполеону не дешево!