Изгнанники Эвитана. Дилогия (СИ)

  Погибла девушка, узнав о смерти любимого жениха. Ирия, правда, в последний год подозревала, что графиня не только потеряла свою любовь, но и обезумела с тоски в этих мрачных стенах. Правда, такие догадки дочь Эдварда Таррента держала при себе. И без того выть хочется!

  Еще она слышала в детстве, что иногда, в полночь, здесь появляется привидение покойной. Но ни отец, ни дочь так его и не увидели. Хоть несколько раз специально караулили. Трижды - даже вместе с Леоном.

  Наверное, призрак юной графини не любит шумных компаний.

  Впрочем, еще говорили, что он посещает лишь тех, кто сам скользит по грани жизни и смерти. Еще одна выдумка. В Ауэнте никакие привидения не появлялись. Как и в аббатстве святой Амалии.

  Как бы там ни было - Ирию давно не удивляло, что с такой башней связана трагическая легенда. Башня Запада, где заходит солнце. Башня Заката... чьей-то жизни! Той юной графини. И много кого еще. Всех, кто прежде ступал по этим каменным плитам. Те люди жили, любили (если им повезло), радовались (хорошо бы!), страдали (вот это здесь запросто). Думали, мечтали, надеялись, верили. И никого из них уже нет в живых. Самый старший из Таррентов - отец...

  - Входи, дочка!

  Как он угадал, что она - за дверью? Или знал, что "кошмар замка Таррент" заявится обязательно? "Отцовское проклятие и худшая из дочерей" - как он сам обозвал ее больше года назад.

  При одном воспоминании бешенство накатило вновь. Альваренской волной. Конечно, лорд Таррент догадался. Если в Башне уже побывала Полина!

  Одна или вместе с Леоном?

  Хотя нет - вряд ли. Такое обделывается наедине. При помощи охов, вздохов, опущенных бесстыжих глазок. И не менее бесстыжих нежных пальчиков...

  Порой Ирия даже испытывала странную, противоестественную благодарность к Эйде. Как, например, сейчас. Благодаря ночным откровениям сестры можно думать об определенных... вещах со злостью и раздражением. Но зато без малейшего смущения невинной, беспорочной девицы из рыцарского романа. Нечего тут идеализировать и нечему смущаться.

  Вещи нужно называть своими именами. То есть - к отцу приходила шлюха Полина. Он размяк и наобещал ей три луны с небес и родную дочь в монастырь. Но теперь вспомнил, что после немалого блюда сладкого меда должна притащиться горчайшая ложка дегтя. Она же - вторая по счёту родимая доченька. Самая непокорная в подлунном мире. И до сих пор не удостоенная почетного титула "позор семьи" лишь потому, что его уже носит Эйда.

  И что же ты скажешь своей "дочке", папа?

  2

  Она пришла. Можно было догадаться. Девочка, когда-то на его плече рыдавшая о погибшем герое, теперь научилась справляться сама. Без помощи других героев. Они ведь не появились.

  И не появятся. Ирия так и не поняла, что рыцари защищают ланей, а не тигриц. Не догадалась - и упрямо пробивает себе путь дальше. Зубами и когтями.

  Лорд Эдвард Таррент перевел взгляд на упрямую дочь. Если бы она знала, если б они все знали, чего ему стоил последний год!

  Его бы в любом случае никто не послушал!

  Почему он не может прямо ей это сказать? Почему вечно отводит взгляд, видя обвинение в яростных зеленых глазах? Что Таррент теперь-то может сделать, чтобы всё исправить?!

  Ничего. Только устало смотреть на дочь.

  Ветер яростно колотится в ставни. Ветер и вечер. Поздний. Слишком поздно всё...

  Ни товарищи по мятежу, ни враги, ни собственные дети не стали бы его слушать! Как теперь он сам - Ирию.

  Слишком много ошибок! Эдвард Таррент всю жизнь выбирал между стремлением жить правильно и... просто жить. И последнее решение - тоже ошибка. Не единственная, зато самая страшная. Круг Равных, юношеская рыцарская клятва, честь и благородство двора Ильдани обернулись Бездной Льда и Пламени для родных людей.

  Маршал Ильдани позволил себя убить. Его друзья не сумели зубами выгрызть победу. И погубили и себя, и свои семьи.

  А теперь - Ири! Это из-за Эдварда Таррента одна его дочь сходит с ума, а другая превратилась в переполненную ненавистью фанатичку!

  Ири! Ты же умела так звонко смеяться. Доченька...

  - Как ты посмел? - Лед и пламя Бездны - в глазах, в голосе. - Как ты посмел?!

  Ни искры тепла. А в самой дочери не осталось и тени доброй, веселой девочки, что так любила в детстве забираться отцу на колени...

  - Ирия!..

  - И что же ты мне теперь скажешь, папа? Повторишь доводы Леона? Может, мне проще говорить сразу уж с Полиной? Раз вы все поете с ее голоса?

  Дочь сейчас не так уж и неправа. Насколько станет легче, если она начнет ладить с Полиной! И та сама объяснит строптивой падчерице, что и для кого лучше.

  Увы!

  Дочь - тем более несовершеннолетняя - обязана во всём подчиняться отцу. Но в последний год (да и раньше) он был просто не в состоянии воспользоваться этим правом. Память о прежних счастливых днях и милой, радостной улыбке когда-то любимой дочери останавливала почти всегда.

  Лишь считанные разы лорд Таррент вспомнил, что он - глава семьи. И только дважды - в отношении Ирии.

  Сначала - весной. Когда, вняв настойчивым просьбам Полины, запретил, наконец, дочери фехтовать и ездить верхом без сопровождения.