Потом грешница проснулась в очередной раз. И ей впервые ничего не влили в горло, а позволили одеться. И куда-то повели.
Эйда равнодушно подумала, что в ту самую Башню. Или сбросят с нее в Альварен... Пусть. Только бы маленького не тронули!
А если... Если сбросят обоих?!
В сердце вонзились тысячи раскаленных игл. И девушка особенно остро пожалела, что не утонула в водах Альварена семь месяцев назад. Или уже больше? Сколько минуло времени?!
Только бы дочь жила... Почему-то Эйде казалось, что родилась девочка.
Увидеть бы хоть раз, подержать на руках...
Нет, если после этого их убьют вместе! Пусть непутевая мать никогда не увидит дочь - если иначе Мирабелле не жить!
Когда в детстве Эйда мечтала о собственной семье - хотела назвать дочь именно так.
А когда узницу вели по мерзлой земле двора, стало ясно: зима еще не наступила. Снега нет. Девушку шатало так, что ее пришлось поддерживать сухим, жестким рукам монахинь. Презрение намертво впечаталось в высохшие лица. Святые женщины опять вынуждены касаться грязной грешницы...
Эйде было почти всё равно. Почти. Только бы доченька...
Девушка жадно вдыхала свежий, морозный воздух. Перед глазами кружилось и плыло пронзительно-синее северное небо...
Когда подвели к возку, до Эйды дошло: убьют по дороге. Решили не осквернять стены монастыря, а труп выбросить где-нибудь в лесу. Там, куда везут...
Что с ней сделают?! Как убьют?!
Утопят в Альварене? Сначала милосердно прикончат или... живой? Задушат?! Перережут горло? Заживо зароют в землю?! Именно так раньше поступали с виновными в прелюбодеянии женщинами. Творец милосердный, а вдруг - повесят?!
Эйда отчаянно молилась Творцу, чтобы дал силы выдержать. Не закричать. Не плакать и не молить о пощаде. Всё равно не поможет...
И еще - только бы не видеть смерть дочери! Только бы... Творец не может быть жесток - он не такой, как люди! Даже для последней грешницы он найдет в своем сердце хоть толику милосердия, а Мирабелла ни в чём не...
Эйда молилась, крепко зажмурив глаза. Всю дорогу, пока возок трясло и подбрасывало на ухабах.
А когда лошади остановились - едва не потеряла сознание...
Яростно-зеленые глаза и отчаянное лицо сестры - первое, что увидела Эйда, когда ее вытащили из кареты.
И - облегчение на этом лице. Ирия походила на струну - миг назад натянутую до предела. А теперь - отпущенную на волю.
- Творец в своем милосердии не пожелал осквернять стены аббатства подобной...
- Клешни убери, вобла сушеная! Без тебя обойдемся!
Монахиня вмиг оказалась где-то сбоку. А Эйду подхватили сильные руки сестры.
Ирия крепко обнимала исхудавшее тело Эйды, грозила набить морды всему Амалианскому ордену. Клялась, что больше никому и никогда не позволит обидеть "свою маленькую сестренку", даже если они все...
Вскоре Эйда узнает, что Ирия насмерть перессорилась с отцом, мачехой и братом, требуя возвращения сестры.
А тогда, во дворе родного замка, Эйда вдруг отчаянно, пронзительно поняла, что полтора года, разделяющие их с Ирией, превратились в столетия. В неодолимую пропасть.
Сестра никого не предавала. Из-за нее не умирали люди. Она не бросала на произвол судьбы собственное дитя...
И в ее четырнадцать так и осталась в мире, где люди делятся на своих и врагов. А все беды решаются с помощью честной драки.
Ужасы последнего года не сломали, а закалили отчаянную, бескомпромиссную Ирию. Она осталась прежней - только сделалась сильнее. А Эйда так и не вернулась...
Ничто и никогда не вернет честь, доброе имя, возможность хоть изредка (хоть раз в жизни!) видеть собственного ребенка! Никогда больше она не посмеет честно смотреть людям в глаза. Отныне и навсегда - позор семьи. Шлюха, приживалка, не вышвырнутая за порог только из милости.
Отныне и навсегда - никто.
Хуже. Ничто.
Нет, еще хуже. Грязная тень на честном семейном гербе Таррентов.
4
... - Я им сказала: если тебя не вернут - я тоже опозорю семью! Поклялась Творцом, что опозорю. С первым же попавшимся конюхом, что согласится.
Эйда никогда не поверила бы в подобную угрозу. Ирия - слишком горда для такой мести.
Но отец с Полиной и Леоном - поверили. Папа поверил... Даже он.
Если в семье одна падшая дочь - почему второй не повторить ее судьбу? Кровь ведь общая...
- Эйда!
Она вздрогнула, поспешно оборачиваясь. К Ирии... и к Карлотте никто не подошел бы незаметно, а вот к ней...
Он окликнул Эйду с расстояния двух шагов. Ее спаситель. Тот, кто отвел от груди Эйды нож Карлотты. Там, в слепящих снегах, под злой луной.
Он спас Эйду. Без него она давно была бы мертва. Почему же так трудно ему поверить?
- Да, сударь?
Воспитание, вбиваемое с рождения, не позволяет и не позволит обращаться к этим людям по имени, как они просят.
- Что тебе открыло Зерцало Истины?
Название из сказки. Доброй, не имеющей ничего общего с реальностью.
Кто они? Этот человек зовет себя Учителем, но чему и кого он учит? Тех, кто носит длинные белые одежды и просит называть себя по именам?
- Ничего... - Эйда покачала головой. С трудом, но сдерживая слезы. - Это ведь не значит, что с ней что-то случилось?! - заледенела девушка.
- Нет, Эйда. Это значит лишь, что в тебе нет Силы.