Изгнанники: Судьбы книг в мире капитала

Где-то в недрах госдепартамента люди в мышиных костюмах без устали множат обращения к другим государствам — главным образом социалистическим — с призывом не чинить препятствий объединению семей. Семья… Хельсинки… Заключительный акт… Кто-то на перекрестках Нью-Йорка приколачивает таблички к уличным фонарям: тупик имени такого, садик имени сякого. Увековечивают неких «восточных диссидентов».

А вот вам американская семья Рэндоллов. Ее бестрепетно рубят пограничным шлагбаумом на две части. Дочь гонят прочь от престарелых родителей — пусть помирают в одиночестве. Надо проучить.

За мысли оставляют без отчизны. За творчество — без родного дома.

И что-то не слышу я стука молотков местных правозащитников, приколачивающих к уличному фонарю табличку: «Авеню Маргарет Рэндолл». Все тихо в казенной Америке. Торжественно молчит она, до предела довольная собой.

Только бьются в этой тщеславной тишине, мечутся загнанные звуки скрипки на том семейном юбилее в Альбукерке, что обернулся мигом разлуки. Старик Рэндолл играет теперь ленноновскую мелодию «Дайте миру шанс». Он помнит, как с этим гимном «цветочных детей» юная Маргарет вступала в жизнь…

КОЛЬЦО ИЗ ТУСКЛОГО МЕТАЛЛА

«Я решила: если хочу стать поэтом, нужно поселиться именно там», — скажет через много лет Маргарет Рэндолл.

Там — это в нижнем Манхэттене, в шумных, не засыпающих ночью кварталах Гринвич-Виллидж, обители нью-йоркской богемы и тогдашних битников.

В конце пятидесятых Маргарет ютилась там в комнатушке, пристроенной к художественной галерее, где подрабатывала, грунтуя холсты, позируя живописцам, и писала стихи. Сначала это были подражания кумиру юного поколения Аллену Гинзбергу. Потом зазвучал собственный голос.

О политических симпатиях юной поэтессы знал весь город. ФБР не нужно было посылать к ней филеров — бери фотоаппарат и щелкай. Вот она на демонстрации солидарности с моряками корабля «Санта Мария», взбунтовавшимися против тирании в Португалии. Вот подписывает манифест артистического Нью-Йорка, осуждающий вторжение в залив Свиней. Опять демонстрация против строительства ядерных убежищ. И снова с мегафоном в руках там она, Маргарет Рэндолл: «Не верьте, люди! Ядерную войну в погребе не пересидишь!»

Романтические ветры юности заносят ее в Мексику.

Здесь нищета хуже, чем в Нью-Йорке. Отсюда пристройка к художественной галерее в Гринвич-Виллидж кажется дворцом. Маргарет работает акушеркой в бедняцких кварталах.

Борьба против социальной несправедливости становится для Маргарет призванием жизни. А оружием — печатное слово. Вместе с мексиканским поэтом Серхио Мондрагоном она редактирует знаменитый двуязычный литературный журнал «Эль-Корно Эмплумадо», тот, что стал духовным мостом между писателями-демократами Северной Америки и Мексики.

Журнал, конечно, не кормил — он сам существовал на пожертвования. Маргарет перебивалась уроками английского, переводила рисованные книжки — «комиксы», но на жизнь все равно не хватало. Статус иностранки обрекал на низкооплачиваемую работу. Трое детей подрастали, их рубашки ветшали, башмаки разваливались, а в семейном кошельке было больше счетов, чем монет.

Вот когда Маргарет решилась на этот шаг — приняла мексиканское гражданство. По законам это вовсе не обязывало ее отказываться от гражданства американского. Но американское консульство, что давно шпионило за «красной» поэтессой, почуяло: вот он, сладкий миг мщения! У Рэндолл отняли паспорт с лысым американским орлом, а с ним формально и родину. Началось линчевание мыслей.

А мысли Маргарет устремлялись в те латиноамериканские края, где зарождались новые отношения человека с обществом.

В 1967 году она едет на Кубу на писательскую конференцию.

«Куба перевернула всю мою жизнь, — скажет она потом репортеру «Вашингтон пост». — Перевернула целиком. Политически. В социальном плане. В личном».

«Перевернула? — усмехнулся агент ФБР, аккуратно вклеивая газетную вырезку в досье Рэндолл. — Ну, ну. Припомним». Фэбээровские папки пухли, выстраивались, как шеренга полицейских.

Октябрь 1974-го. До падения Сайгона остаются считанные месяцы. Чутко улавливая творческой душой, где именно делается история, Маргарет Рэндолл летит на место событий. Ее вывод: американский солдат во Вьетнаме вполне подходит под определение военного преступника.

Вернувшись из поездки, Маргарет выплескивает свои думы, настроения в статье для американского журнала «Дух народа».

«Война кончилась, и вьетнамская революция одержала свою величайшую победу, — пишет она. — Империализм США потерпел крупнейшее поражение. Это стратегический поворотный пункт в его скольжении к закату».

Слова еретика. А если учесть, что Белый дом как раз зашелся тогда в трауре по вьетнамской неудаче, то вообще антигосударственное подстрекательство. На Маргарет Рэндолл спустили газетчиков пожелтее: «Предательница! Сначала родину променяла, теперь сыплешь ей соль на рану!»

Один репортер углядел на руке у Маргарет странное, из тусклого серого металла кольцо. А это что такое?