Очень модна сейчас археология: она опять пользуется большим успехом — в который раз за последний век. Хорошо «идут» учебники по садоводству, книги о путешествиях и вообще альбомы и журналы с красивыми картинками, поскольку установлено, что формальная красота — это «ценность в себе». Главное, чтобы было «красиво». Хуже обстоит дело с социологией, пользовавшейся такой популярностью еще несколько лет назад, а также с теологией, привлекавшей определенную категорию молодых «современных» интеллектуалов; вышла из моды и антропология, а о лингвистике и говорить не приходится: наконец-то можно не стесняться того еще недавно считавшегося совершенно постыдным факта, что ты не улавливаешь разницы между терминами: «семантика» и «семиотика», «значение» и «значимость».
Не «идет» поэзия. Вернее, теоретически она «идет», поскольку многие читатели и критики отзываются о ней хорошо, а на практике — увы — стихи не находят покупателя. По правде говоря, книги других литературных жанров тоже продаются неважно: очень уж возросли на них цены — совсем как на лекарства. Обычная, «нормальная», так сказать, книга стоит столько, сколько средний итальянец получает за целый рабочий день, и никто не гарантирует, что это не какая-нибудь жалкая литературная поделка, а на критику в данном случае ориентироваться не приходится из-за слишком сложных личных отношений, связывающих критиков с издателями. Именно по вине критиков итальянцы стали с меньшим интересом относиться к искусству. Из-за того, что одни (крупнейшие специалисты-искусствоведы) недавно признали «шедеврами, безусловно вышедшими из-под резца Модильяни», несколько камней, обработанных с помощью электрофрезы двумя «шутниками», а другие (художественные критики) завели долгую дискуссию, подвергая сомнению аутентичность картины, приписываемой кисти Симоне Мартини, многие перестали интересоваться изобразительным искусством и перенесли свое благосклонное внимание на музыку.
Да, музыка переживает сейчас настоящий бум, и авторы тут вполне надежные — Бах и Моцарт.
В общем, речь, как я уже сказал, идет о возврате к «старым надежным ценностям»: церковь обнаруживает тенденцию к постулатам Трентского собора или, во всяком случае, к интегрализму; промышленники — к наращиванию прибылей или, во всяком случае, к повышению эффективности производства; финансовые органы стремятся ободрать как липку налогоплательщиков (у нас налогоплательщики — это, как правило, трудящиеся, т. е. те, у кого налоги удерживаются непосредственно из заработной платы. Остальные, в том числе и предприниматели, провозглашают себя неимущими, и, таким образом, с налогами у них все обстоит как нельзя лучше).
Наш словарь за последнее время тоже, естественно, модернизировался: то, что еще несколько лет назад называлось «увольнением», сейчас именуется «передвижкой»; такие термины, как «прибыль», например, полностью исчезли из употребления, зато появились новые, например, «неувязка». То обстоятельство, что государственная санитарная служба, существующая главным образом за счет вычетов из заработной платы рабочих и служащих, не обеспечивает больных не только нормальной медицинской помощью, но даже простынями в больницах, у нас именуется «неувязкой»; «неувязкой» следует считать также прекращение выплаты пособия на семью и отсутствие какого бы то ни было контроля за ценообразованием в области торговли продуктами питания и товарами первейшей необходимости.
Разумеется, у нас сегодня не услышишь таких терминов, как «общество изобилия», «общество потребления», «общество благоденствия» — все они безнадежно устарели. Зато, как я уже говорил, в моду вошел стиль «молодого менеджера», человека напористого и способного молниеносно принимать необходимые решения, пренебрегая какими бы то ни было законами, кроме закона высшей прибыли.