— Никому и никогда не говори о том, что ты сейчас услыхала, — шепотом приказал он. — Горе не любит посторонних ушей. Когда супруги переживают столь тяжелый удар судьбы, они могут говорить вещи, о которых позже пожалеют. Я помог им и забрал самое горькое. Запомни этот урок, дитя. Кистрель может облегчить даже самое тяжкое горе. Главное — уметь управлять своими чувствами.
— Я научусь, — твердо пообещала Майя.
И они вошли в комнату, где висел не успевший еще развеяться тошнотворный запах крови.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Корриво
Грубая рука тряхнула Майю за плечо, вырывая ее из сна. Майя заморгала, не в силах разом стряхнуть туман сновидений. Слуха ее достиг комариный звон, и девушка потрясла головой, пытаясь понять, где она. Густой непроходимый лес вздымался вокруг, и деревья трогали отсыревшими от росы лапами ее изорванную рубаху и изношенный плащ. Поморщившись от боли в ранах и синяках, Майя села и еще раз попыталась вспомнить, как она сюда попала.
Она еще несколько мгновений шарила в памяти, но вот наконец хлынули воспоминания — такие, что Майя уже почти жалела об их возвращении. Это — проклятые леса южной Дагомеи. Отчаявшись отыскать средство от всех тех бед, которые обрушились на Коморос после изгнания дохту-мондарцев, король дал дочери кишона — наемного убийцу, нескольких солдат в качестве охраны и отправил на поиски утраченного аббатства, в котором хранились секреты ордена. Путь к аббатству был усеян опасностями, отцовских солдат разогнало и растерзало страшное чудовище, и в живых остались только Майя и кишон. Аббатство они нашли, но, войдя в него и окунувшись в его тайны, Майя поняла, что до конца путешествия еще далеко.
Все было как в кошмаре. Все было наяву.
— У вас отсутствующий взгляд, леди Майя, — сказал кишон и присел перед ней на корточки. По его щекам тек пот, жесткие волосы слиплись. Раны на руках и ногах были перетянуты тряпками, сквозь которые проступала засохшая кровь. Кишон испытующе вгляделся ей в лицо, скользнул взглядом по свисавшему в вырезе рубахи кистрелю и по темным пятнам татуировок, покрывавших ключицы и шею девушки.
— Мне приснился сон, — хрипло произнесла Майя и снова потрясла головой, избавляясь от липкой паутины воспоминаний. В волосах у нее запутались ветки и листья. Она потянулась, выгибая спину, пытаясь размять мышцы, и стала энергично растирать руки. Все вокруг казалось вязким и неспешным, призрачно-размытым.
Вернувшиеся во сне детская ярость и детская боль никак не желали уходить. Майя медленно потерла виски. В день, когда мать родила мертвого ребенка, в облике отца впервые мимолетно проступил образ человека, которым ему предстояло стать. При мысли о собственной детской наивности Майя содрогнулась. В горле поднялась жгучая волна. Ах, как ясно она помнила, что значит быть принцессой целой страны!
Что ж, больше она не та наивная девятилетняя девочка. Теперь она вдвое старше, да и не принцесса вовсе.
— Что вас тревожит? — хмуро спросил кишон. Лицо его было изрезано шрамами, половины уха не хватало.
Майя покосилась на него.
— Приснился грустный сон. Из детства.
В боку проснулась внезапная боль, и Майя с силой размяла его пальцами.
— Матушка тогда опять родила мертвое дитя. Она горевала. Отец был с ней груб. Это было давно, — она помолчала. — А потом меня отослали.
— То есть изгнали, — бесцветным голосом подсказал кишон.
Майя покачала головой.
— Нет, сначала отослали, отправили в город Бриджстоу на границе с Прай-Ри. Формальным предлогом было — помочь уладить пограничную тяжбу между Прай-Ри и Коморосом.
— Формальным предлогом, — почти весело хмыкнул кишон. В его исполнении это было равносильно громкому смеху. — Ну и словечки у вас, моя госпожа! Я убийца, а не ученый!
— Прости. Никак не приду в себя после этого сна. В девять лет меня отправили в Бриджстоу. Это предложил канцлер. Помнишь канцлера Валравена? — Кишон коротко кивнул. — Когда матушкины роды вновь окончились бедой, он посоветовал родителям отправить меня в Бриджстоу, дабы я начала овладевать обязанностями наследницы трона. Я прожила на границе с Прай-Ри три года. Там я выучила их язык, — Майя разгладила безнадежно измятые юбки. — Красивая страна. Матушкино Семейство оттуда родом. По-моему, бабушка моя — Альдермастон одного из тамошних аббатств. И деревья такие старинные. Ты там был?
Кишон молча покачал головой.
Вокруг них вилась уже целая туча комарья, привлеченного, по всей видимости, звуками голосов. Разгонять комаров ладонью было бессмысленно — они тут же слетались вновь. Майя подумала было о том, чтобы воспользоваться кистрелем, но остановила себя: взывать к его силе следовало чрезвычайно экономно. Татуировки уже поползли вверх по горлу, и очень скоро любой внимательный наблюдатель сможет без труда их разглядеть. Если же кто-нибудь узнает, что она пользуется кистрелем, об этом тотчас же станет известно дохту-мондарцам, и ее немедленно казнят.
Правда, она и так идет навстречу смерти…