Изгнанница Муирвуда

— Возвращайся к нему, Джон Тейт, — попросила Майя. — Возвращайся, води снова путников через перевал. Со мной тебе быть опасно, — она вздохнула и потуже завернулась в плащ. — Я не хочу, чтобы вы с Аргусом пострадали из-за меня. Я этого просто не вынесу.

Джон хмыкнул.

— Я не боюсь дохту-мондарцев, — негромко ответил он. — Охотники у них есть, да только мне они в подметки не годятся. Если не будем засиживаться, они нас ввек не поймают.

— Нет, — возразила Майя, пожалуй, слишком быстро. Она помолчала, беря себя в руки. — Не надо тебе быть со мной рядом. Дохту-мондарцам нужна я. Я несу опасность для всех. Даже для тебя.

Джон с хрустом почесал щетинистый подбородок.

— Ты спалила аббатство.

— Да, — призналась Майя.

— Зачем? Они что, угрожали тебе?

— Они мне ничего не сделали.

У нее перехватило горло, и Майя зашлась кашлем.

— Так зачем же ты его пожгла?

Она уткнулась взглядом в собственные колени.

— Я не владела собой. По ночам я вижу во сне свое прошлое. Ярко, как наяву. Когда я сплю, я не владею собой, и… меня захватывает другая сила. Это как болезнь. Я надеялась, что Альдермастон меня вылечит. А сама его покалечила.

Джон Тейт фыркнул, но, кажется, не особенно винил Майю в случившемся.

— Значит, от аббатств лучше держаться подальше.

Майя подняла взгляд.

— Говорю тебе, уходи. За мной идут дохту-мондарцы. Потом и Альдермастоны откроют охоту. Если я доберусь до Несса, нессийцы узнают, кто я, и тогда мне не жить. Я не хочу — и не могу — просить от тебя больше того, что ты уже для меня сделал.

— Все сказала? А теперь послушай меня, — он помолчал, и на мгновение вокруг был слышен лишь шелест листвы на ветру да посапывание Аргуса. — Оно, конечно, хорошо, что ты не нарочно развалила это их аббатство. Я уж давно приметил, что у тебя по ночам не то горячка, не то еще какая болячка. Мы с кишоном за тобой присматривали. По правде сказать, мы с ним давно договорились. Только что ж ты сама нам ничего не сказала, а, леди Майя? У меня есть одна травка, валерианой зовется, с ней заваришь чайку — и спишь себе всю ночь как убитый. Уж попробовать-то всяко можно. А хочешь, могу тебя связывать на ночь и кляп втыкать… или ноги свяжу да на дереве подвешу, что твоего кабана перед разделкой. Не молчала бы, глядишь, и справились бы раньше, — он шумно вздохнул. — Глупая ты, глупая и гордая. Но вины на тебе нет. Уж я твою душу знаю. Вечно у тебя все по чести да по справедливости, даже с последним мерзавцем. Вон и Финту не дала нас вздернуть. И невинных спасала, когда самой смерть грозила. Так что вот тебе мое последнее слово, клянусь Чишу, — он нагнулся вперед, посмотрел Майе в лицо, впился взглядом в глаза. — Ты меня не выгонишь. Я тебе не слуга, чтобы мной командовать. Я твой друг. Аргус вон тебе тоже верит, а он мало кому верит, так что товарищ ты надежный. А друзья друг друга в беде не бросают. В беде-то они больше всего и нужны. И довольно об этом.

У Майи защипало в носу. От слов Джона Тейта лед у нее в душе растаял. Она была так благодарна, что выразить это не хватило бы никаких слов. Купаясь в этом немыслимом облегчении, она ощутила, как по мокрым ресницам вновь заструились слезы.

— Я не заслуживаю твоей дружбы, — сказала она, сглотнув слезы. — Но все равно спасибо тебе.

— Да ты, никак, ревешь? Брось ты это дело. Ты ж ни слезинки не проронила, хоть гори все вокруг огнем. За то и уважаю. Плакать можно знаешь, когда? Когда померла мать и когда помер пес. Вот это беда так беда. А все прочее — так, неурядица. Переживем.

Это глубокомысленное умозаключение заставило Майю тихонько рассмеяться.

— Нет, моя матушка жива. Отец изгнал ее, и она поселилась в аббатстве Муирвуд, — тут Майя вспомнила о доставленном Мадеросом письме. — Я не заслужила того, чтобы зваться ее дочерью, но надеюсь, что еще заслужу. А Аргус… — она потянулась погладить пса, — Аргус меня тоже не бросил.

— Заведи уже собственную псину, — поддразнил ее Джон Тейт. — Что за девчонка без собачонки? Народятся у Аргусовой суки щенки — один твой.

Майя посидела молча, растирая плечи.

— Значит, у кишона жар, и ты оставил его одного. Он выживет? — спросила она наконец, боясь ответа.

— Он парень крепкий, — ответил Джон Тейт и вдруг фыркнул. — Я ему впихнул девичьей травы от жара. По правде сказать, он был плох. Может, и помер уже. Ну да если выживет, я не расстроюсь.

Майя с печальной улыбкой покачала головой. Ей стало легче, и все же она будет скучать по кишону. Он ведь тоже стал ей почти другом.

Аргус поднял голову и насторожил уши.

— А вот это, — прошептал Джон Тейт, — это значит, что пора брать ноги в руки — и в горы.

* * *

Когда перевал остался у них за спиной, в горах начался буран. Воющий ветер швырял снег в лицо путникам, заставляя бороться за каждый шаг. Пальцы на руках и на ногах заледенели, сквозь натянутый на лицо шарф трудно было дышать. Сугробы уже достигали пояса и становились все выше.

Гряда скал по обе стороны от Вацхольта щерилась каменными зубами. Хватая ртами разреженный воздух, путники искали проход в ее пасти.