Изгой

— Да что там Агафирс — Миш, пусть Миш сама расцелует!

— Га-га-га!

Всадник сидел неподвижно, конь тоже не шевелился, только слегка подрагивал ушами. На стенах орали, хохотали, визжали, советы сыпались один другого солонее, но, когда всадник повернул коня, голоса стали умолкать.

А глашатай грозно грянул могучим басом:

— Тогда все вы — умрете!

Голос был страшный, обрекающий. Олег ощутил, как холодок охватил все тело, однако на воротах и стенах хохот возобновился с новой силой. Горожане орали и потрясали оружием, а кое-кто от смеха сползал с ворот, почти падал и уже от хохота корчился на земле.

Всадник снова протрубил в рог. На стене хохот и смешки постепенно утихли, все с любопытством ждали. Глашатай пустил коня еще ближе, прокричал:

— Мы пришли с миром! Городу Гелона и его жителям не будет никаких обид! Нам нужен только беглый преступник Олег, а также его спутник по имени Скиф!

Скиф толкнул Олега:

— Смотри, они привели это войско, чтобы взять тебя. А я... так, пристежка.

— Не ревнуй, — ответил Олег утешающе. — Это просто ход.

— Думаешь? — спросил Скиф с сомнением, но чуть повеселел. — Я тоже думаю, кому ты нужен... Щас я ему отвечу! Так отвечу...

Голос из-за спины произнес:

— Лучше ответить мне.

Окоем поднимался на стену торопливо, чуть запыхался, дыхание из груди вырывалось с тонким сипом, словно из прохудившегося бурдюка. Скиф хотел возразить, он-де правитель, но Олег ухватил его за локоть и сжал как клещами. Скиф зарычал, но смирился, хотя на верховного жреца смотрел исподлобья: слишком много власти его брат отдал этим священнослужителям.

Окоем погладил бороду, осмотрелся. Он тянул паузу, одновременно восстанавливая дыхание, и тысячи горожан с напряжением ловили каждый звук, что сорвется с его губ. Наконец Окоем заговорил, и голос его, неожиданно сильный и властный, прокатился над всеми слушающими, а у всадника конь вздрогнул и запрядал ушами.

— Город Гелон, — сказал Окоем мощно, — город свободы!.. Всякий беглец из других земель, не стерпев обид и утеснений, может найти здесь защиту. Преступников мы сами изгоняем. Но тех, которые приняты, мы готовы... и будем защищать всеми силами оружия, своими: жизнями, своей кровью!

Город дрогнул от дружного крика. Люди со слезами благодарности бросались на колени, вскидывали к небу кулаки, кричали, что за Гелонию — страну счастья — они отдадут всю кровь до последней капли, всю жизнь до последнего вдоха. Скиф возбужденно орал и тоже потрясал оружием. Олег чувствовал, что и его захватила эта горячая волна, которую так умело сумел разжечь Окоем. Да, теперь эти люди будут защищать город с еще большим рвением. Окоем сумел найти нужные слова, облечь их в нужную форму, сказать с нужной интонацией. Это не Скиф, что лишь бранью...

Вот она, подумал Олег с невольным восторгом и завистью, та сила, которую я понять не могу, потому что в ней ни капли ума, ни капли знаний... но эта хорошая сила, эта могучая сила, ею владел Таргитай, но я боюсь этой непонятной мощи, потому что завтра такие же хорошо сложенные слова может отыскать враг, и тогда... Нет, искать надо только в знании, в познании. В знании дважды два всегда равняется четырем, говорит ли это враг или друг, говорится это утром или вечером, в радости или гневе. В знании всегда видно, кто прав, а кто нет, и неправый либо отступит еще до схватки, либо будет разбит, ибо он не прав, а не прав — это хуже оружие, хуже позиция, да и чувство самой неправоты ослабляет волю и даже тело.

Скиф внезапно повернулся к Олегу. На смертельно бледном лице удивительно ярко горели восторгом синие глаза. Он сказал, задыхаясь, выталкивая слова, как будто стрелял ими из лука:

— Олег... я возвращаю себе право мести!

Олег отшатнулся:

— Ты забыл, что предрек твой отец?

— Олег, как ты можешь? В такой миг... говоришь всего лишь о моей жизни или моей смерти? Я нарушаю слово, данное моему любимому отцу!.. Это тяжело... и страшно. Но, Олег, есть нечто выше меня... как и выше всех людей на свете.

— Что? — спросил Олег горько.

— Зло должно быть наказано, — отрезал Скиф. — Теперь я воюю не только против убийцы моего отца! Эта женщина пришла убить и Гелона, лучшего из людей... Ибо разрушить Гелонию — это убить его по-настоящему. Его сердце все еще здесь... Ты не слышишь — он страдает, когда убивают его людей, когда вытаптывают их поля, рубят сады, засыпают колодцу Я убью ее!

— Скиф!

— Я убью ее, — повторил он с нажимом. — Я убью! Теперь я ее убью.

Глава 36

Олег не спал уже третьи сутки, голова гудела, как медный щит, в который били изо всей дури. Остановился сделал несколько медленных глубоких вдохов, послал свежую кровь в череп, а чересчур разогретую в голове отправил в ноги.

Боль несколько утихла, но осталось чувство нереальности, как бывает либо в момент, когда уже готов заснуть, либо когда едва-едва вынырнул из сна, а смутные призраки еще мелькают перед глазами, постепенно становясь тоньше, а в ушах еще звучат голоса.